Так что нельзя сказать, чтоб хозяин имения Сегельфосс очень уж чванился. Но тем лучше. Не успел он приехать домой, как все его полюбили, он жил потихоньку и не вмешивался во всякую мелочь, но умел и сказать так, что не поздоровится. Сила у него была поразительная, косцы опомниться не могли, когда однажды возились с огромной гранитной глыбой, и он неожиданно помог им.
– Благодарим за подмогу! – сказал Мартин-работник, как бы извиняясь. Он обратил внимание на руки молодого Виллаца, – предплечья у него были длинные, а суставы железные.
Молодой Виллац отправился с визитом к господину Хольменгро и был принят с большой сердечностью. Он не видел господина Хольменгро несколько лет и в первую минуту поразился уже начавшей сказываться в нем старостью, – глаза его посветлели, и голова поникла. Старик выразил неподдельную радость, все его добродушное, заурядное лицо оживилось, он приветствовал гостя самым любезным образом. Неужели он так обрадовался? Он усадил гостя в удобное кресло и позвонил. Ну, конечно же, он был рад! Ведь молодой человек пришел к нему первому, знаменитый музыкант, как о нем писали газеты, молодой Виллац, сын лейтенанта, пришел к нему первому! Он пошел не к адвокату Рашу, или к пастору Ландмарку, а пошел сначала к королю, как и следовало.
– Я позволил себе распорядиться, чтобы ваш рояль поставили на моей пристани до вашего приезда, – сказал он.
– Благодарю вас, это вышло великолепно, – ответил Виллац.
– И теперь вам остается только сказать, где вы хотите его поставить, и я сейчас же отряжу полсотни своих рабочих, чтобы осторожно перенесли туда. Я полагаю – на кирпичный завод?
– Благодарю вас тысячу раз, – ответил Виллац.– Все здесь изменилось, но ваша любезность осталась та же, – сказал он. И молодой Виллац, конечно, не подумал, что эта «полсотня рабочих» была простым хвастовством, – у господина Хольменгро давно уже не было полсотни рабочих.
Вошла фру Иргенс, господин Хольменгро стал было напоминать гостю, кто такая фру Иргенс, но это оказалось излишним, привет гостя был полон галантности и свидетельствовал о том, что он отлично помнит фру Иргенс. И она была очень довольна, что надела некоторые вещицы из своей гранатовой парюры. Она принесла вина и печенья, того самого знаменитого печенья, что таяло во рту.
– Я хотел пойти встретить вас на набережной, – сказал господин Хольменгро, – и Марианна тоже собиралась, мы даже послали человека последить, когда покажется пароход, но он пришел слишком поздно.
– Это было бы чересчур!
– Нет, это было бы не чересчур, – серьезным тоном возразил господин Хольменгро.
– Фрекен Марианна дома?
– Она не наверху, фру Иргенс?
– Я сейчас посмотрю.
– Не беспокойтесь, фрекен! – крикнул ей вдогонку молодой Виллац. – Мы с фрекен ведь не такие далекие знакомые, мы часто встречались за эти годы.
– Марианна писала. Вы были так любезны, что ходили с ней в театры и концерты.
– А Феликс в Мексике?
– Да, Феликс в Мексике. Он моряк, два раза побывал в Европе, один раз был в Киле. Но домой не приезжал. Теперь он сам командует судном.
– Это хорошо. Я не очень разбираюсь в таких делах, но, по-видимому, это хорошая карьера? При его молодости?
– О, да. Очень хорошая.
– А вот наш брат не делает никакой карьеры, – сказал молодой Виллац.
– Вы достигли славы, – ответил господин Хольменгро.– Недаром же про вас пишут в газетах.
Молодой Виллац устало улыбается и говорит:
– Это ничего не значит. Годы уходят за годами, а я все при старом. Кстати, господин Хольменгро, я совсем чист перед вами? У вас нет ко мне никаких претензий?
– Нет, у меня нет к вам никаких претензий… к сожалению, – отвечает господин Хольменгро и улыбается.
– Слава богу! – говорит молодой Виллац и тоже улыбается.
– Между прочим, вам совершенно не нужно было мне платить, – замечает господин Хольменгро, весь благожелательство. И, бог знает, не начало ли уже на него действовать выпитое вино, потому что он прибавил: – Во всяком случае, до тех пор, пока у меня не начались бы серьезные стеснения в деньгах.
Молодой Виллац ответил:
– Тогда мне пришлось бы, конечно, ждать очень долго. Нет, лучше было это урегулировать. А теперь вот в чем дело, господин Хольменгро, я ничего не понимаю в лесном деле. Могу я опять произвести порубку в своем лесу?
Господин Хольменгро с минуту думает и отвечает как специалист:
– Я полагаю, что вы можете вырубить определенные возрастные группы. Лес стоял нетронутым еще со времен вашего отца.
– Было бы очень недурно, если б это оказалось возможным.
– Я с удовольствием готов осмотреть ваш лес и скажу вам, что вы можете вырубить осенью.
– А сейчас нельзя?
– Сейчас? Нет. Осенью и зимой.
– Так, – сказал молодой Виллац.– Да, это неожиданное препятствие. Ведь может случиться, что я не останусь здесь на осень и зиму.
– Для дела это ничего не значит. Лес стоит на месте, его рубят, продают и сдают. Но даже и насчет последнего вопроса, относительно которого нет никакой спешки – насчет денег, так и их можно получить сейчас же, если угодно. Так обстоит дело с торговлей лесом. Если б кто-нибудь из соседних лесовладельцев обратился ко мне за деньгами, я дал бы ему, сколько бы он ни запросил. До такой степени выгодно сейчас лесное дело.
Молодой Виллац взглянул на господина Хольменгро и проник в его хитрость. Господин Хольменгро прибавил:
– Впрочем, деньги он мог бы получить, где угодно, например, в здешнем банке. Я основал в Сегельфоссе маленький банк и поставил во главе его адвоката Раша; денег в нем теперь порядочно. Всем этим я хочу сказать только то, что вам нет надобности лично находиться на месте, если вы занимаетесь рубкой леса. Но, в таком случае, к осени мы опять лишимся вас, Виллац?
– Не знаю. Да, наверное, я уеду. Я работаю над одной вещью, но не знаю, удастся ли мне ее кончить и здесь. Я никак не могу ее кончить.
– Вы простите, что я называю вас – Виллац.
– Я вам за это очень благодарен.
– Я знал вашего отца и вашу мать, знал вас самого маленьким и молодым человеком, когда вы вернулись из Англии.
– Вы мне подарили тогда верховую лошадь.
– Я? Ах, да, гнедую кобылку, – вы еще помните? Да, с тех пор вы пережили совсем другие впечатления. Вы хотите здесь работать? Не забывайте нас, навещайте нас. Мы живем не так роскошно, как у вас в Сегельфоссе, но мы будем очень рады вас видеть.
Мужчины чокнулись и опять выпили. Не было никакого сомнения в том, что господин Хольменгро растроган. Старик долго молчал и теперь испытывал потребность выговориться. Он был изысканно любезен, маленькая бравада относительно полусотни рабочих и учрежденного им банка заставила его быть затем гораздо скромнее, и он больше не хвастался. Бедный король в своем дорогом платье, бедный фантазер, у него был весьма поношенный, пришибленный вид, и молодой Виллац невольно вспомнил торжественный въезд его в Сегельфосс много лет тому назад, когда господина Хольменгро окружала золотистая дымка поклонения. Что произошло с тех пор? Ничего, ни он сам, ни другие не могли бы указать ни на что определенное. Но сказка кончилась.
– Вчера утром ко мне пришел человек и хотел заплатить мне какие-то деньги, – сказал молодой Виллац.– Иенсен, Теодор Иенсен, Теодор из Буа, он стал совсем взрослым. Пришел сегодня рано утром.
Господин Хольменгро изобразил не своем лице удивление.
– Он сушил рыбу на моих горах и желал мне за это заплатить. Сказал, будто должен мне за шесть лет!
– Вот как! О, да этот милейший Теодор совсем не так глуп, – сказал господин Хольменгро.
– Я спросил его, испортил он как-нибудь мои горы, не изрыл ли их? Оказывается, нет. Ну, в таком случае, по-моему, мне за них ничего и не причитается.
– Разумеется, – согласился господин Хольменгро.– Но вообще здесь принято платить аренду за горы, и Теодор об этом вспомнил.
– Он желал также купить землю. Сказал, что у него нет ни пяди земли, лавка его, пекарня и еще что-то стоят на вашей земле, сарай его отец выстроил на моей, а у него нет ни пяди, так нельзя ли купить сколько– нибудь? Я сказал, что подумаю. Но видите ли, господин Хольменгро, мне не хочется продавать землю.