Поэтому мы и создавали ядерное оружие — надо было останавливать американцев. А они, в свою очередь, останавливали нас. Вот и получалась гонка вооружений. Наконец, политики поняли: хватит! И началось разоружение.
Но нельзя так делать, как призывают некоторые горячие головы: «Будем уничтожать все подряд, а Америка пусть сама разбирается со своими ядерными боеприпасами!» Более того, кое-кто договаривается: мол, нужно Америке продать все наши заряды, и пусть Америка поддерживает мир на планете. Думаю, она так «поддержит мир», что останется единственной страной на матушке-Земле…
— Все-таки в Ваших размышлениях есть одно глубокое противоречие: неужели Вам никогда не хотелось обогнать американцев? А может быть, просто не удавалось этого сделать?
— Почему же?! Мы это сделали в 1953 году, точнее, в 1955‑м. Мы сработали водородную бомбу, которую можно было подвесить на самолет и везти в Америку. А у них такого оружия не было. Такую бомбу они сделали позже нас.
— Ее испытания прошли в «Лимонии»?
— Да, на юге. Семипалатинский полигон мы называли тогда «страной Лимонией».
— В Вашем городе ядерные заряды и изделия рядом, и их немало. Неужели это никак на Вас не сказывалось?
— Я, наверное, фаталист — ничего не поделаешь, если случится война. Будет одинаково плохо и в Москве, и в Арзамасе. Утешает лишь одно научное соображение: человек испаряется быстрее, чем возбуждение проходит по нервам. Так что не почувствуешь ничего, «вознесешься» безболезненно… Скорости прохождения сигнала по нервам — это десятки метров в секунду, а здесь — сотни и километры.
— Это единственное, чем физики-ядерщики могут «успокоить» нас?
— Я упомянул о таком вознесении на всякий случай, чтобы было более понятным, что происходит при ядерном взрыве.
— Коль уж идет у нас мрачный разговор…
— А разве атомный заряд — игрушка?! В последнее время уж больно легко с ним обращаются, и в речах разных, и на страницах газет. По-моему, у нас «специалистов» по ядерному разоружению так много, что и пересчитать невозможно. И одна из сложнейших проблем современности превратилась в «модную» тему, ее забалтывают все, кому не лень… А ведь это великая и трагическая страница в истории нашего народа, и к ней надо относиться уважительно.
— Обида понятна, но отчасти и сами ядерщики виновны: они предпочитали умалчивать о своих трудностях…
— Нам не разрешалось даже рта открыть, а тем более разговаривать о наших проблемах… Да что я говорю Вам об этом, сами прекрасно знаете!
— А теперь можно?
— Только чуть-чуть…
— Тогда такой вопрос: вспомните самый трудный эпизод во время испытаний? Из многих сотен — один или несколько.
— Бывало так: три заряда сразу отказали, то есть кнопка нажата, а ничего не взорвалось. Попробуй, разберись, где зацепка произошла. Ты идешь по штольне (это были подземные взрывы) и думаешь: а если сейчас взорвется? Не очень приятный момент… Кстати, тот эксперимент был не наш — у нас в Арзамасе‑16 все, что вывозилось, взрывалось…
— Будем считать, что честь мундира Вы надежно защитили!
— Это факты… Ну, а самое тяжелое испытание, пожалуй, было в 1953 году, когда мы бомбу с термоядерным усилением испытывали. Это было на земле, мощность — полмегатонны, и совсем не было ясно, куда пойдет след. А он взял и направился напрямую на один казахстанский городок, там несколько десятков тысяч жителей. Был отдан приказ отправить туда два моторизованных батальона, а затем и два полка, чтобы немедленно собрать весь народ и вывезти. Представляете, что творилось бы в городе?! Но перед самым городом оказалось ущелье, след затянуло в него, и он обошел город стороной… В такие минуты седеешь…
Но тот взрыв все-таки взял свою жертву. Погибла девочка. Всех жителей попросили зайти в сарай, чтобы они во время вспышки не ослепли. А потом нужно было быстро выйти из сарая. К сожалению, девочка там осталась. Подошла ударная волна, сарай завалило, и девочка погибла.
— Вы говорите о страхе за других людей, а самому было страшно?
— Вспоминаю испытания 1955 года. В конструкции было много пластмассы, а она, как известно, хорошо электризуется. Надо вставлять в «изделие» детонаторы, их около четырех десятков. Они тоже из пластмассы и очень чувствительные… Смотрю на снаряжающего парня и вижу, что руки у него трясутся. И его напарник тоже бледный, как покойник, и тоже пальцы ходуном ходят. Их понять можно — страшно…