Контролировать процесс должен полковник (ныне он генерал-лейтенант в отставке). Смотрю на него — спокоен, не замечает, в каком состоянии его подопечные. Я к нему подхожу, говорю: «Иван, давай с тобой снарядим. Видишь, что с ребятами творится?!»
В общем, дошел я до Зернова, он своей властью отстранил тех ребят, а нас отправил к изделию. Ну, я маленького роста, и поэтому залез внутрь и там начал работать. И страх как рукой сняло, озорное какое-то чувство. Достаю из коробочки капсюли, ставлю их в нужные места. Вроде бы все закончил, но в коробочке один капсюль остался. Вот тут уже действительно страх пронзил, но, к счастью, я быстро нашел ту красную точку, которую пропустил…
— Неужели можно внутрь бомбы забраться?
— Да, была сверхмощная бомба, которую мы испытывали в 1962 году, так в ее корпусе мы просто прогуливались — она была гигантской. А тогда я по пояс забрался внутрь, ноги болтались снаружи — иначе просто не достать до нужного места…
— Ну, а теперь самый смешной эпизод?
— Особо смешного было мало, но чувство юмора мы старались сохранять в любых ситуациях… Не смешной вспомнил эпизод, а очень тяжелый и страшный.
Это было в 1955 году. Бомбу подвесили, самолет вылетел. И вдруг выясняется, что у носителя отказал локационный прицел. Экипаж переходит на оптическую систему, но наплывают облака. Начальство принимает решение посадить самолет… Командир самолета идеально посадил машину. Мы перекрестились — и бегом к самолету, чтобы бомбу отцеплять.
— Мог быть ядерный взрыв при неудачной посадке?
— Да. Теперь подобное невозможно, все многократно заблокировано, и самопроизвольного взрыва просто быть не может, но тогда… Тогда были иные времена.
— И все-таки, какие испытания из великого множества Вам особенно запомнились?
— Я начал руководить испытаниями с 1955 года. Самое первое — две маленькие бомбы, ну а потом — любые, исключая самую большую. Там во главе был Ефим Павлович Славский. Он летал на самолете сопровождения, в 150 километрах от взрыва — так было предусмотрено, потому что ближе нельзя, опасно… Точную дату уже не помню, а вот номер заряда в памяти держится четко — я имею в виду «604‑й заряд»…
Впрочем, хорошо помню гашение газового фонтана в Уртабулаке, там, где и Вы тоже были. Внешнего проявления, казалось бы, не наблюдалось — взрыв-то подземный был, но, тем не менее, отличная получилась «картинка». Когда ударная волна вышла на поверхность земли и выбила пыль со всех дорог, сразу же в котловине четко проступила вся сетка их. Как будто морская волна пробежала по котловине, где горел фонтан, — от центра к краям. Конечно, это всего лишь какое-то мгновение, но зрелище любопытное. Ну, и, в конце концов, газовый фонтан начал сникать, а вскоре и совсем погас.
— Вы с гордостью вспоминаете о прошлом?
— Конечно.
— Вы пришли в отдел Сахарова капитаном. Если бы сегодня Вы были не генерал-лейтенантом, а капитаном, пришли бы сюда работать?
— В сегодняшней обстановке — нет.
— Почему?
— Развал идет везде, в науке в целом, в нашей области в частности. Военному человеку сегодня в Федеральном ядерном центре делать нечего.
— Вы считаете, что будущего у центра нет?
— Это не так. Со своими соратниками и помощниками я стараюсь делать все, чтобы оно появилось. Центр необходимо сохранить. Процентов 20—30 сотрудников из нынешней численности должны заниматься основной работой, то есть продолжать делать оружие, в том числе и не только ядерное. На мой взгляд, конверсия для Арзамаса‑16 — это и переход на создание неядерного оружия. Кстати мы выиграли несколько конкурсов, и ребята пару новых систем делают…
А вот что делать всем остальным — не знаю. С моей точки зрения, в Арзамасе‑16 нужно оставить чисто военный центр, не разбавляя его «гражданской продукцией», да это и не очень реально. Однако государство должно позаботиться о специалистах высочайшего класса и о жителях города. Но, как Вы прекрасно понимаете, в нынешних условиях такое решение проблемы нереально.
— Существует представление, что создание полвека назад Арзамаса‑16 — это выдающееся событие, мол, даже в нынешних условиях подобного центра не удалось бы создать…
— Это неправильно. Конечно, в прошлом потребовались гигантские усилия, все приходилось начинать с нуля. А сегодня крепких физиков гораздо больше, да и конструкторов достаточно и у ракетчиков, и в авиации. Страна гораздо мощнее (несмотря на развал) и в научном, и в техническом плане. Так что не верьте тем, кто говорит, что «раньше было лучше». Мы должны ценить прошлое, отдавать ему дань, но и преувеличивать его значение не следует.