— Ливень, Вова, это очень серьезно. Скорее всего, это очередная война… — задумчиво протянул Волк. — Они уже не смогут остановиться, если начнут…
Фашист в ответ лишь равнодушно пожал плечами, война, так война, что ж теперь, кровью блевать что ли…
— Ты старший, тебе виднее, — он демонстративно покрутил перед лицом Волка девичьи тонким запястьем, показывая мерно отсчитывающую мгновения секундную стрелку на массивных командирских часах. — До прибытия тревожной группы двадцать минут, для нас это пять километров отрыва при самом хорошем раскладе. Учти еще, что вот эту дохлятину, похоже, придется тащить на себе. — Фашист легонько пнул носком ботинка тихо постанывающего раненого, и, поймав гневный взгляд второго изика, послал ему воздушный поцелуй. — Без «ливня» они нас достанут в течение часа. Это как максимум, вполне возможно, что и раньше… Решай…
Несколько секунд Волк, как зачарованный следил за ползущей по кругу стрелкой, потом, тяжело вздохнув, кивнул.
— Хорошо, вызывай, — голос наемника звучал тихо, едва слышно, будто он выталкивал слова через силу, с трудом заставляя себя, их произносить.
Фашист, ободряюще подмигнул ему и потянул из кармана разгрузки дальнобойную рацию. Передать просьбу о начале «ливня» мог только он, познаний Волка в арабском языке на это не хватило бы. Фашист понимал, как непросто далось напарнику столь ответственное решение, и всем своим видом пытался показать сейчас, что поддерживает его на все сто, считает его поступок правильным и единственно возможным в данных обстоятельствах. Однако Волк уже отвернулся от него и, выплескивая бурлящую в душе неуверенность и страх, заорал на молча застывших в ожидании команд Абдов:
— Что замерли, дети шайтана?! Поднимайте эту падаль! Хотите дождаться пока вся пятая бригада и пограничный спецназ в придачу вцепятся нам в задницу?! Ну, шнель, пидоры! Шевелитесь, ублюдки!
Ориентируясь больше на красноречивые жесты и интонации, чем на понимание содержания отданного на дикой смеси отдельных арабских слов и русского мата приказа, Абды подскочили к изикам, энергичными тычками под ребра и вовсе не деликатным рывком за шиворот вздернули на ноги почти целого, ткнули пальцем в раненого. Солдат попытался поднять потерявшего сознание товарища на руки, но закружившаяся после контузии голова и подкосившиеся в коленях ноги помешали ему это сделать. В результате оба вновь рухнули на землю. Волк рыкнул что-то матерное в сторону Абдов, заставив их склониться над раненым. Экономно вылитая из фляги в лицо солдату струйка воды привела его в чувство. А несколько резких хлопков по щекам заставили со стоном принять сидячее положение. Абд-первый толкнул к нему второго солдата и с его помощью раненый смог подняться на ноги, покачиваясь, сделал несколько неверных шагов. Волк, все еще сохраняя по инерции на лице свирепую гримасу, развернулся к Фашисту:
— Ну что там?
— Ничего, не мешай пока! — ничуть не испугался грозного вида командира группы младший наемник и, отвернувшись, вновь забормотал в гарнитуру рации: — «Самум», «Самум», это «Голубь», ответьте… «Самум», «Самум»…
— «Самум» ответил, слышу тебя «Голубь».
Голос, искаженный треском помех едва хрипел, пробиваясь через холодный эфир, но Фашист рад был и этому. Он мысленно представил себе горбоносого и смуглолицего радиста, напряженно вслушивающегося в слабый голос далекого «Голубя» еле звучащий в наушниках и, стараясь говорить как можно четче и членораздельнее, произнес:
— «Самум», это «Голубь». Посылка получена, начинаю доставку. Нужен сильный ливень вдоль всей линии, иначе могу не дойти. Повторяю, посылка получена, для доставки нужен ливень. Очень сильный ливень.
— «Голубь», это «Самум», — в еле слышном, забитом помехами голосе радиста командного пункта так и сквозит радостное возбуждение, он буквально захлебывается, торопясь, комкает слова, проглатывает их окончания. — Вас понял, ливень будет. Самый сильный ливень! Удачи! Возвращайтесь живыми!
— Спасибо, «Самум», конец связи.
— До встречи, «Голубь», конец связи.