— Ну и что же случилось? Введи нас в курс дела.
— Игра выдалась тяжелой, поэтому я был не в настроении идти домой. Мы с Вайпером направились в бар пропустить по бутылке пива и обсудить игру. Все было прекрасно, пока он не отошел отлить. В этот момент какой-то ушлепок начал говорить мне, что я дерьмовый вратарь, и что я стал вратарем только потому, что не умею драться. — Я пожал плечами. — Какое-то время я не обращал на него внимания, а потом... он толкнул меня в спину бильярдным кием.
— Ой-ой, — пробормотал папа себе под нос.
— Вот именно! — Я указал на него. — Излишне говорить, что этого мне хватило, чтобы взорваться. Следующее, что я помню, это как катаюсь по земле с кучей парней, а потом на меня надевают наручники.
— И что теперь будет? — спросила мама.
— Ничего. Скорее всего, меня поставят на учет, если дело двинут дальше.
Мама тяжело вздохнула.
— О, Броди. Как же так?
— Последние дни были весьма напряженными, мам. Я был очень сильно… взволнован, — произнес я с сарказмом, глядя на нее.
Она отпрянула, как обиженный ребенок, ссутулилась и опустила взгляд на свои руки, откинувшись на спинку стула.
— Слушайте, — вздохнул я. — Вот почему я приехал, точнее меня заставили приехать. — Я посмотрел на Кейси, которая кивнула мне продолжать. — После того разговора на прошлой неделе наши отношения слегка испортились, и мне хотелось бы все прояснить.
— Мне так жаль, что это ситуация тебя так расстраивает. — Мама шмыгнула носом. — Мне бы хотелось сделать что-нибудь, чтобы облегчить твою боль. Я просто не знаю, что именно.
— Я просто злюсь, мам. Я не понимаю, почему вы сдаетесь?
— Броди, дело в том... что ты и не должен понимать. Это не твои отношения, — мягко сказала она. — Мы с твоим отцом решили это не на прошлой неделе, внезапно проснувшись. Уже некоторое время мы отдаляемся друг от друга. Мы уже не те люди. Твой отец все еще любит меня, и я все еще люблю его, только не так, как раньше.
— Неужели ничего нельзя сделать? Это конец? — отчаянно произнес я, переводя взгляд с одного родителя на другого.
— Да, это конец, сынок, — заговорил отец. — Твоя мама права. Но между нами нет ненависти, мы всегда будем друзьями.
— Ты только начинаешь свыкаться, дорогой. Это похоже на траур, — вставила мама.
— Траур? — переспросил я.
— Да. Ты оплакиваешь потерю того, на что, как ты думал, будет похоже твое будущее. Ты вырос с видением того, какой будет твоя жизнь, когда ты станешь старше, и я уверена, что она не включала в себя раздельное проживание твоих родителей. — Ее мудрые слова и успокаивающий тон впервые за неделю заставили меня расслабиться. — К этому придется привыкнуть, но в конце концов ты поймешь, что не теряешь ни одного из нас.
Она была права. Я мечтал, что однажды приведу своих детей в этот дом, мы устроим пикник и все вместе останемся ночевать у бабушки и дедушки.
К этому нужно было просто привыкнуть.
Я чувствовал себя побежденным.
Павшим духом.
Измученным.
— Но, если даже у вас ничего не вышло, как можно надеяться, что у других получится? — капитулировал я, размахивая воображаемым белым флагом.
— Дорогой, как я уже сказала, что происходит между твоим отцом и мной, не понять другому человеку, даже тебе. Так же, как и ваши с Кейси отношения не касаются нас. Черт возьми, мне даже не следовало бы давать вам советы, но я хочу поделится опытом. Если вы, ребята, хотите быть вместе, вам придется засучить рукава и работать над отношениями. Постоянно. Стоя перед свещенником, люди произносят клятву, но это не означает, что после этого можно расслабиться. Необходимо прилагать усилия и уделять не мало времени развитию своих отношений. — Она посмотрела на моего отца, и на ее губах появилась грустная улыбка. — Жаль, что я не могу вернуться в прошлое и последовать собственному совету.
***
Час спустя мы ехали домой, и Кейси была очень молчаливой.
— О чем думаешь?
Она вздохнула.
— Я просто пытаюсь осмыслить то, что сказала твоя мама.
— Что именно?
— Все, но в основном часть, когда она сказала, что нет двух одинаковых семей, что все они разных форм, размеров и цветов. Это меня немного поразило. — Она нервно опустила глаза и начала теребить пальцами одежду. — Еще я удивилась, когда она сказала, что то, чего хотят люди в двадцать пять, не всегда то, чего они желают в пятьдесят.
Я переводил взгляд с нее на дорогу и обратно.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она покачала головой, поднимая на меня свой взгляд.
— Нет, нет. Я не имею в виду нас. Ничего такого. Я просто задумалась. Выходит, что в двадцать пять лет желания людей могут отличаться от тех, что были у них в двадцать? Например, как у Зака?