— Значит, вы считаете свои действия вполне нормальными?
Соломон Исакович подумал немного. Он прекрасно знал, что на старой квартире соседи считали его ненормальным. Но за последние полгода он отвык от соседских комплиментов, да и слишком был занят решением практических задач, для того чтобы задумываться о нормальности своих действий. В то же время он понимал, что врач спрашивает неспроста. Однако угадать, какой ответ будет ему на пользу, а какой во вред, не мог и снова ответил правду:
— Мне они кажутся вполне нормальными. Но многим могут показаться ненормальными.
Врач приподняла голову, и ее глаза впервые сошлись в фокусе на лице Соломона Исаковича.
— Иными словами, вы с самого начала отдавали себе отчет в том, что совершаете нечто неположенное, идущее против норм общества, и это вас не остановило?
Сам не зная почему, Соломон Исакович чувствовал, что состояние благополучия и внутреннего тепла, в котором он прожил последнюю неделю, оставляет его и холод внешнего мира снова начинает проникать в кости. Его начал беспокоить оборот, который принимал разговор. По давнему, но незабытому опыту он знал, что к добру это вряд ли приведет. Он сделал усилие удержать остатки своего безмятежного настроения и сказал, снова улыбнувшись врачу:
— Ах, доктор, что такое норма и что такое ненорма? Разве у вас, в вашем деле, уже выработаны твердые правила на этот счет?
Женщина положила ручку и сказала спокойно, не улыбнувшись:
— Во-первых, оставьте вашу манеру отвечать вопросом на вопрос. Во-вторых, не умничайте. Вы здесь для того, чтобы отвечать на мои вопросы, а не решать проблемы психиатрии. И в-третьих, позаботьтесь лучше о своих проблемах. У вас их достаточно.
Соломон Исакович ясно видел, что над ним нависла опасность. Но он знал, что сделать ничего не может; оставалось только ждать, а когда опасность осуществится, перестрадать ее.
— Итак? — сказала женщина. — Вы не ответили на мой вопрос.
— Да, — сказал Соломон Исакович.
— Что — да?
— Я знал, что другие так не делают.
— И все же сделали?
— Сделал.
— А губы вы зачем накрасили? Вы это часто делаете?
— Но, доктор, я же объяснял вам…
— Да, я знаю. Значит, это было в первый раз?
— Да нет, не в первый и не в последний, а просто…
Женщина опять быстро зачиркала ручкой. Соломон Исакович взмолился:
— Доктор, да зачем же вы эту ерунду пишете? Ну, бассейн, я понимаю, необычно, и вреда людям много принес, мне очень жаль, я постараюсь поправить, но при чем тут губы?
Женщина снова посмотрела ему в лицо и сказала:
— Значит, для вас решающим моментом во всей этой истории является несовершенство вашей конструкции и то, что у соседей протекло в квартире? Подумайте внимательно, прежде чем ответить.
Решающим для Соломона Исаковича был тот простой факт, что ему удалось попользоваться своим прекрасным бассейном только один недолгий раз и больше уже никогда не удастся. Это было грустно, но он знал, что сочувствия ждать не от кого. С другой стороны, ему все же удалось и построить бассейн, и насладиться им, даже лучше, чем мечталось, — пусть один-единственный раз в жизни, но ему удалось сделать то, чего страстно хотелось, и это было чудесно. Но и восторг его разделить тоже было некому. В том же, что говорила женщина, была известная доля истины, но наименее важная. Однако Соломон Исакович опасался теперь сказать ей правду, и ответил просто:
— Пожалуй.
— А то, что вся эта затея была, как вы это называете, «необычная», вас не смущало?
— Я очень старался, чтобы нигде не протекло, и надеялся, что никто и…
— Я вас не о том спрашиваю. Беспокоил ли вас тот факт, что вы предпринимаете что-то необычное, чего другие не делают?
— К тому времени, как я начал строить, я так давно уже об этом мечтал…
— …что перестали видеть разницу между мечтой и действительностью?
Куда она теперь гнула, понять было трудно, но надежнее всего было с ней согласиться.
— Видно, так.
— И вам уже казалось, что ничего необычного в этом нет?
— Да.
Женщина вздохнула и вдруг улыбнулась.
— Ну, наконец-то! Наконец-то вы начинаете помогать и мне, и себе.
Эта улыбка изумила Соломона Исаковича, но уже не обрадовала так, как обрадовала бы в начале разговора. Теперь он уже не мог заставить себя ответно улыбнуться. Его особенно тревожило то, что она записала раньше, и он пробормотал:
— А насчет губ, что я будто бы их накрасил…
— Перестаньте, — резко перебила женщина. — Вы что, действительно ненормальный? Или вам плохо здесь?