—Не дам, —со вздохом сказал Гущин и пояснил мне извиняющимся тоном: —У него кронпринц попался —теперь с наркотиками. На учет поставили. Это как снежный ком. Было бы недурно, как говорится, за знакомство… Но со стороны Лехи сейчас неразумно… Он обернулся к надувшемуся Сундукову и рассудительно заметил: — Все-таки надо своим примером…
— Тебе хорошо, — злобно отреагировал Сундуков. — Тебе некому подавать пример.
—Ох, эти дети! —изумленно сказал Флягин. —Взять моих девчонок! На голове —зеленый пух, в пупках кольца, пилюль каких-то нажрутся и всю ночь пляшут под шум стиральных машин!
— В прачечной, что ли? — недоверчиво поинтересовался я, заинтригованный такой необыкновенной прихотью.
—Музыка у них сейчас такая, —снисходительно пояснил Флягин. —Лучше всего идентифицируется с индустриальными шумами…
—А что же им остается делать, если у них папа никак себе маму не выберет! —тут же выдал ему вконец расстроенный Сундуков.
— Перестань кидаться на людей, — сказал Гущин. — Денег все равно не дам.
Сундуков взбеленился и выложил все, что думает о нас, о времени и о себе.
—Я, человек с высшим образованием! —кричал он. —Вынужден выпрашивать подачки, а какие-то держиморды купаются в роскоши!
—А я считаю —это веление времени, —важно поведал Флягин. —Грабь награбленное. То есть, если ты честен, умен и отважен… То есть я хочу сказать —кто смел, тот и съел. И пусть неудачник плачет! Я бы тоже… в смысле отхватил бы свой кусок пирога
— но у меня нет характера! — с гордостью закончил он.
— Ладно, ребята! Давайте закругляться, — миролюбиво, но внушительно сказал Гущин. -Пора на воздух!
Он рассеянно провел ладонью по корешкам книг на полке и, углядев “Паруса над океанами” Фирста и Паточки, бережно взял ее в руки. То, что книга зачитана, произвело на него хорошее впечатление. Он оживился, долго ее листал, а потом застенчиво сказал, что в ней много фактических неточностей. Я великодушно оставил за ним полное право судить об этом.
Мы распрощались почти дружески. Мне понравился этот сильный, умелый и надежный человек, так не похожий на моих вздорных, бестолковых приятелей. И я с легким сердцем простил ему то, что он так ничего и не сказал о моей книге, и то, что после его визита в доме исчезли все деревянные линейки. Он сделает из них каравеллу.