Он сидит на перевернутом ящике из-под стеклотары – огромный, в черной вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Сжимает кулачищи так, что хрустят суставы. На безымянном пальце левой руки поблескивает золотая жилка кольца. Стим единственный в палатке, кто женился. А совсем недавно жена родила ему сына – Олега Станиславовича. И когда пять дней назад, Андрей ждал своего друга у подъезда, с билетами на поезд до Омска, он слышал, как она кричала, не желая его отпускать.
И сейчас, сидя в палатке, Андрей сожалеет о том, что не ушел тогда один.
- Мы это обсуждали уже раз сто, неужели все заново? – спрашивает до этого молчавший Захар. Он самый старший в команде, волосы его серебрятся сединой, а смуглое лицо кажется высохшим. Еще во времена союза он покорял северный полюс и видел гибель людей, бросивших вызов стихии. Но неизвестность по сторону Оби, пугает даже его.
- А что насчет оружия? – спрашивает Химик, развалившись на засаленном, раскладном стуле. Косяк в его руке медленно тлеет - он держит самокрутку грязными ногтями большого и указательного пальцев, сложив их буквой «О».
- Оружие заберем в последний момент, нечего с ним светиться, - отвечает Андрей. – Тот чувак… - он щелкает пальцами, вспоминая имя, - который с нами пойдет…
- Краб, - подсказывает Кислинка.
- Тьфу ты…этот дебил, - фыркает Захар.
- Вот он, - продолжает Андрей, - обещал заняться. Здесь оружия не достать, торгуют в других палатках, мы их проходили…Стим, ты еще сказал, что тебе эти палатки напомнили гетто.
- Ближние, - снова подсказывает Кислинка. – Здесь все просто. Ближние палатки, дальние палатки, - он стучит рукой по брезенту. – А есть еще средние палатки.
11
Ближние палатки напоминают огромный базар, с бесконечными рядами. Зеленые тентовые шатры, тесно жмутся друг к другу, выстраиваясь в блоки непроходимого лабиринта. Внутри, селевым потоком, движется шумящая людская масса, который не видно ни конца, ни края. Тысячи туристов, ученых и паломников, прибывших в Новосибирск, чтобы увидеть чудо, месят раскисшую землю ногами в поисках бесполезных вещей, которые им продадут втридорога. На толпу, как на жирный труп, слетаются карманники, вооруженные заточенными монетами и ловкостью рук, и многие из людей после прогулки по палаткам, обнаруживают взрезанные сумки и пустые карманы.
Краб ведет Андрея через толпу, схватив за руку, еще на входе предупредив, что не будет искать, если тот потеряется. Андрей идет, наступая людям на ноги, слушая крики продавцов и маты обманутых покупателей, вдыхая ароматы пота, перегара и выгоревшего масла. Ему кажется, что если он остановится, то толпа понесет его дальше, как безвольную куклу, а если упадет, то будет затоптан слепым, голодным стадом. И когда эти мысли становятся тверже, Краб утаскивает его в сторону, к открытой палатке, тускло освещенной маловольтными лампами.
- Присаживайся, - говорит Краб, опуская брезентовую створку двери.
Андрей осматривает жилище своего нового знакомого, и замечает, что в палатке они не одни. У дальней стенки на продавленной раскладушке, укрывшись пледом, лежит молоденькая девушка с копной черных, засаленных волос. Она смотрит на Андрея туманным взглядом и отворачивается к стене.
- Присаживайся, не стесняйся, - повторяет Краб. – Вон на ту табуретку.
- Да. Спасибо.
Андрей проходит к колченогому стулу и присаживается, продолжая осматриваться. Ничего интересного в палатке нет – чугунная буржуйка, выведенная на улицу через крышу, косой стол, захламленный грязной посудой, ведра с водой на земле, еще одна раскладушка у правой стены заваленная вещами цвета хаки, небольшой бензиновый генератор.
- Почефирим? – спрашивает Краб, трогая пальцами закопченный чайник, стоящий на буржуйке. – Ну, еб твою мать! Катька!? – он поднимает засов на дверце печки и заглядывает внутрь. Берет стоящий рядом железный прут и ворошит им дотлевающие угли. – Так трудно встать и подкинуть дров?
- А дрова есть? – бубнит Катька с раскладушки и накрывается с головой.
- Щя, Андрей. Почефирим, погоди. Дров принесу, тут рядом…
- Да постой ты! – осаждает его Андрей. – Не хочу я чефирить. Не люблю я чай. Давай по делу, а?
- Давай по делу, - пожимает плечами Краб и протягивает руку. – Бабосы принес?
- Пятьсот. И без кидалова.
- Какой вопрос, чувак? Меня тут все знают, я тут уже давно, один из первых, отец-основатель, бл*, - он смеется, не убирая руки.
Андрей расстегивает куртку и достает из внутреннего кармана тугую пачку пятитысячных купюр. Вкладывает в протянутую руку и смотрит в прозрачные глаза.