— Проходите, посланцы Божьи, — ласково произнес юродивый, когда отворил перед нами деревянную дверь лачуги и стал в позу, должную отображать гостеприимное расположение хозяина.
Первая комната представляла собой жалкий по размерам клочок пространства, вырванный, по всей видимости, Ливием у бесконечности с огромным трудам, во всяком случае такое представление внушали бугристые стены, у нижних частей своих обсыпанные пылью отошедшей от них глины, которой здесь некогда было замазано абсолютно все — в том числе и пол. Сейчас же этот материал местами продолжал обволакивать поверхности твердынь, формирующих комнату, но большая часть его давно обратилась в непригодную для облицовки массу. Из предметов мебели здесь был лишь деревянный стул, весь измазанный коричневой трухой и печально стоявший посреди помещения. Из единственного же окна наблюдателям предоставляется возможность любоваться живописными кладбищенскими видами.
Вторая комната имела убранство более богатое. Тут стены и потолок были отделаны каким-то камнем, похожим на мрамор. У меня в голове промелькнула мысль, что Ливий, дабы соорудить тут все, промышлял не очень благородным дельцем — воровством предназначавшихся для надгробий булыжников. Ну да и Бог с ним, не навредил же он никому — мертвым необидно, а я буду только рад тому, что возлюбленная моя сможет ночевать на аккуратной кровати, воткнутой в один из углов, и не бояться, что ей на лицо постоянно будет сыпаться глиняный порошок. Печалит лишь тот факт, что помимо это маленького ложа здесь имеется лишь стол, два кресла, обтянутых какой-то зеленой материей, истоптанный палас и раковина, украшенная дугой ржавого краника. То есть я не смогу проводить ночи в объятиях своей беременной супружницы — больно уж не велики габариты кровати; придется довольствоваться местом на полу. Не великое горе, если брать во внимание то обстоятельство, что наиболее важное место в моей жизни занимает скрытность, которой редко сопутствует комфорт.
— Ну как? — приблизив края своего рта к ушам, вопросил Ливий, и, кажется, даже не смея предположить, что возможен ответ, продолжил. — Недурно, да? Не закончил кое-что, но вам же срочно надо было…
— Да, хорошее место. — решив расположить к себе таким комментарием симпатии гиганта, изрек я.
— Очень. Да только соседи не очень… Поосторожней с некоторыми надо быть. Вот там, — он ткнул пальцев в сторону одной из ближайших могил, — бабка одна живет, недавно заселилась. Редкостная, скажу между нами, скотина! Давеча в гости приглашала, да так мило все обставила, что я подумывать аж стал, будто приема лучше, чем у ней, быть не может. Прихожу, весь наряженный, цветочки какие-то даже прихватил, а там вместо чаев и угощений ждет меня грошовая комедия. Представляете, вместо «Здравствуйте, господин Ливий», я получаю пощечину в лицо и полный ушат сомнительного происхождения воды, вылитый прямо на парадные одежды мои. «Ну, как, — говорит она, — вам? Нравится? Кажись, не очень. Ничего, разок потерпите, да позабудете, а я вот постоянно маюсь в сырости этой! Никуда не деться мне от ней, а вы, несмотря на то, что в ваши прямые обязательства входит уход за постояльцами, ни черта не предпринимаете!». Ну и продолжала она так до тех пор, пока вся вода с меня не стекла, и я наконец в подавленном настроении ушел домой. — он умолк на пару мгновений и устремил глубокомысленный взгляд на меня, как бы пытаясь раскусить то, как я смотрю на всю эту ахинею, а затем устало добавил. — Тяжело с ними, изматывают! Их много, а я один, ну от силы два. — последняя сентенция никакого отношения к полоумия говорившего не имела, ибо являлась ничем иным как шуткой, о чем мне дал знать последовавший за нею смех. — Ладно, обустраивайтесь, но ухо — востро! — после сих слов он развернулся и вышел, весело напевая что-то незатейливое.
Я снова окинул взором вторую комнату, и нашел, что для изгоев она вполне себе комфортабельна. Будем жить-поживать, пока от бремени не разрешиться Ева, а там уж что-нибудь придумаем. Мне-то сил претерпевать хватит, главное, чтоб спутница жизни моей не подвела.
Все-то время пока Ливий разглагольствовал насчет дурной соседки, лицо Евы, как можно было заметить, не покидало напряженное выражение. По сему я заключил, что она внимательно слушала диковинные истории, и мне почему-то кажется, в голове ее появилось множество вопросов. Стоило только уму моему озадачиться обозначенным, как девушка сама же помогла мне выпростаться из пучины полумечтательных размышлений на данную тему:
— Ид, — тихо обратилась ко мне слепая, когда почувствовала, как я беру ее ладонь и припадаю к ней поцелуем — он ушел?