Двенадцать лет минуло с тех пор, как колдун покинул своё жилище. На глазах у соседей и прохожих он наложил на дверь охранное заклятие, а спустя три дня свёл счёты с жизнью, бросившись головой в старый колодец на берегу моря. За домом никто не следил, однако казалось, будто покинули его вчера: на стенах не появилось трещин, стёкла оставались чистыми, у порога не росла сорная трава, а опавшую листву кто-то невидимый сметал с крыльца. Дом колдуна никакого страха у жителей Ферлатиса не вызывал: «Стоит себе и стоит. Никому не мешает». Зайти в него, разумеется, никто не пытался, помня об охранном заклятии колдуна и о безуспешных попытках Совета Семи Мудрецов его снять. Ни у кого не возникало мысли его снести. Более того, в поселении появилась традиция: в день смерти Хоруса все жители приносили к его дому по цветку в знак благодарности за спасение. На следующее утро цветы исчезали. Даже бдительной Сузарре, жившей напротив, не удавалось уследить, как это происходило. Эльфов это не пугало. Они свято верили, что Хорус принимает их дары, и были абсолютно правы. Если заброшенную шахту старались обходить по возможности дальше, то мимо дома Хоруса все ходили спокойно. Никаких пугающих странностей за жилищем колдуна замечено не было. Жившие по соседству не помышляли никуда переезжать.
– А зачем нам лезть в холодный сарай? Можно забраться в дом колдуна, развести в камине огонь и провести весь вечер в тепле и уюте. Что вы на это скажете?
– Виллан, ты, конечно, известный шутник, но тут не до смеха.
– Паулито, ты боишься, что меня услышат?
– Да.
– У стен есть уши?!
– У этих стен может быть всё, что угодно. Дом волшебный. И перестань насмехаться! Ты оскорбляешь память колдуна, отдавшего за нас жизнь.
– Ты веришь этим байкам?
– Всем известно, что это не байки!
– Мне надоело твоё глупое нытьё! Малышу Паулито, наложившему от страха в штанишки, пора идти домой. Мама уложит его в кроватку, вытрет карапузу слёзки и расскажет любимую сказку о добреньком колдуне Хорусе.
Паулито действительно чуть не расплакался от обидных слов Виллана, но решил ничего не отвечать. Виллан был известным в округе драчуном и задирой (правда, жертв он выбирал младше и слабее себя). Всхлипнув, Паулито пошёл домой. К удивлению Виллана, другие юные эльфы молча отвернулись от него и пошли за Паулито. Пройдя несколько шагов, Багги, самый старший в их компании, остановился.
– Виллан, в своей глупой шутке ты зашёл слишком далеко. Ты оскорбил святого и его жилище. Помня о безграничной доброте Хоруса, мы простим тебя, но лишь когда ты раскаешься и попросишь прощения, а пока мы не будем с тобой разговаривать.
– Мне не нужно ваше прощение! Вы просто жалкие, сопливые трусы! Проваливайте! А о тебе, Маурос, я был лучшего мнения, думал, в шайке неудачников ты один храбрый, как настоящий эльф. Ты такой же никчёмный слабак!
– Не слушай его, Маурос!
– Да. Иди! Я же вижу, что ты струсил!
Маурос остановился посреди дороги как вкопанный. На его дальнейшее роковое решение повлияло два фактора. С одной стороны, Маурос категорически не терпел, когда его называли «слабаком» и «трусом». Услышав эти слова, он буквально терял рассудок и силился доказать обратное, в результате попадал в дурацкие и опасные ситуации. Однажды его друзьям пришлось звать взрослых, чтобы снять эльфа со скалы, на которую он с горем пополам залез, доказывая свою храбрость, а слезть не смог. Операция по спасению горе-скалолаза заняла полдня и стоила трубочисту Ярго сломанной лодыжки. Ох! И досталось же Мауросу! Две недели он просидел под домашним арестом. Его долго дразнили верхолазом-недоучкой, но поведение Мауроса не изменилось. Он по-прежнему болезненно реагировал на слова «слабак» или «трус». Зная об этом, Виллан умело им манипулировал. И хотя Маурос потом понимал, что хитрец Виллан втравил его в очередную историю смеха ради, ничего с собой поделать не мог.
С другой стороны, он не очень хорошо относился к колдуну Хорусу. По крайней мере, не так хорошо, как все. Маурос слышал, что колдун всегда предчувствовал чью-то смерть, но наотрез отказывался предупреждать будущую жертву о нависшей угрозе. «Почему проклятый колдун вёл себя так жестоко? – сотни раз задавал себе вопрос Маурос. – Сколько жизней он мог бы спасти, не будь он гордецом!» Эльф ничего не знал о Кодексе колдунов, о несчастье, постигшем за год до этого Виссарию, мать Виллана, и его печальных для колдуна последствиях. «Хорус мог бы просто прийти к маме и папе и сказать, чтобы они никогда не спускались в проклятую шахту. Тогда они остались бы живы, а я не рос бы круглым сиротой», – рассуждал Маурос, сидя у обвалившегося входа. Ему становилось так жаль себя, что слёзы сами наворачивались на глаза. Лишь на могиле родителей он позволял себе плакать, зная наверняка, что никто не застанет его за этим занятием.