Мауросу, как и многим в подобной ситуации, хотелось найти виноватого. Когда мы не в силах ничего изменить, когда спасать уже поздно, а воскрешать мёртвых никто не умеет, бессилие и отчаяние превращаются в гнев и жажду «справедливого» возмездия. Часто это стремление отомстить носит болезненный и даже безумный характер, а виновный требуется нам как воздух. Маурос пережил подобную эволюцию мыслей и чувств. Он не хотел мстить Хорусу, но частично возложил вину за гибель родителей именно на него. В знаменательный день, когда все жители Ферлатиса несли цветы к дому колдуна, он возлагал свой цветок скрипя сердце, только чтобы не спорить с родственниками.
Именно эти два обстоятельства заставили Мауроса остановиться посреди дороги и пойти к Виллану, забыв про товарищей, осторожность и здравый смысл. Багги окликнул его несколько раз, но потом махнул рукой и ушёл со всей честной компанией, рассудив, что Маурос не маленький и сам разберётся. Если бы он только знал, какую непоправимую глупость совершит его друг в ближайшее время, то, не раздумывая, уволок бы его от Виллана и дома колдуна силой.
Маурос подошёл к Виллану и вызывающе на него посмотрел.
– Я не боюсь. Но зачем тебе понадобилось лезть в дом колдуна?
– Я знал, что ты не трус, дружище! Ты представляешь, сколько там интересных и ценных вещей?
– Ты надумал что-то украсть?!
– Не сходи с ума! Мы не воры. Я ещё не лишился рассудка красть у колдуна, пусть и мёртвого. Просто хочу посмотреть, что́ там. Тебе разве не интересно?
– Интересно. Думаю, там есть на что взглянуть.
– Вот и я говорю. Давай залезем и поглядим!
– Ну и как ты планируешь проникнуть в дом? Говорят, у Семи Мудрецов это не вышло, сколько они ни пытались.
– Не знаю. Я рассчитывал на тебя. Ты же у нас лучший лазутчик. Таких проныр, как ты, днём с огнём не сыщешь. Точно. Не дуйся! Я назвал тебя пронырой в самом хорошем смысле. Я имел в виду, что ты один способен пролезть куда угодно. По-моему, если ты можешь безнаказанно лазить в сад к Биорку, то тебе, брат, всё по плечу. Раз уж и ты не справишься, то в этот дом не проникнет ни одна живая душа. Это я тебе заявляю и отвечаю за свои слова.
Виллан всячески выказывал своё уважение и восхищение. Он прекрасно знал, что лесть – мощное оружие, когда ты умеешь ею пользоваться. Единицы могут устоять перед умным льстецом и не поддаться его обаянию. Большинство людей и эльфов очень падки на лесть, как бы яростно они ни утверждали обратное. У Виллана всегда имелась наготове поистине магическая фраза, которая, как волшебный ключик, открывала ему любые сердца и двери. Когда он хотел, чтобы для него что-то сделали, он всегда начинал разговор с нужным собеседником следующим образом: «Мне все сказали, да и я сам прекрасно знал, что кроме вас, этого никто сделать не сможет…» Дальше он излагал суть просьбы и ни разу не слышал отказа. В случае если способных выполнить его просьбу было несколько, то он заменял в волшебной формуле слова «никто кроме вас» на «никто лучше вас», и она снова безотказно работала. Так произошло и на этот раз. Небольшой порции лести хватило, чтобы Маурос забыл обидные слова «трус» и «слабак» и согласился с предложением залезть в дом колдуна.
– Я уверен, что у тебя уже созрел какой-нибудь гениальный план. Правда?
– Есть у меня одна мыслишка.
– Говори скорее! Не тяни! Мне не терпится узнать, что ты там хитрого придумал.
– Смотри. Колдун Хорус перед смертью наложил охранное заклятие на дверь. Так?
– Так. Это многие видели.
– Хорошо. Как мудрецы пытались проникнуть в дом?
– Не понял. Как – как? Через дверь, разумеется, не в окно же им лезть. Правильно?
– Вот ты сам и ответил на вопрос. По-моему, об окнах все забыли. Хорус заклинания на них не накладывал. Мудрецы или кто-либо другой в них не лазили. Смекаешь?
– То есть мы будем первые?
– Выходит, да. Это единственный способ попасть внутрь. Дымоход я исключаю.
– Почему?
– Я не трубочист Ярго. Да исцелится его лодыжка! Я не добрая фея Иу, что приносит детям подарки в день рождения. Даже не уговаривай, у меня нет желания ломать себе шею. Я предложил оптимальный вариант, других идей у меня нет.
– Уж больно простой способ. Странно, что, кроме нас, до него никто не додумался.