Она ощутила прикосновение к своему лицу, к руке, кто-то закутал ее во что-то и поднял. У нее не было сил открыть глаза. У нее не было сил думать. Она судорожно хватала ртом воздух и только слабо пыталась позвать Энтони, подвывая, словно заика: «Эн… Эн… Э… Э… Э…» Говорить не позволяла сильная дрожь, сотрясавшая все тело. Что-то могло спасти ее — что-то, если бы это что-то пришло. Она лежала, скорчившись, а громадные крылья все хлопали над ней, задевая по голове. «Э… Э… Э…» — продолжала стонать она. А когти, жуткие, ужасные когти сжимались у нее на шее. Запах наполнил все вокруг; каким-то образом он ассоциировался с Абеляром. Это был Абеляр, его крылья били ее по голове. Она лежала ничком на болотистой земле, но какая-то сила перевернула ее на спину. Она попыталась съежиться в совсем маленький комочек, но все было напрасно. Вокруг нее не было ничего, кроме отвратительной и мерзкой гнили, ничего, кроме волн дрожи, ритмично проходивших сквозь нее, как будто — где-то у нее внутри — скакала галопом лошадь. А потом она услышала свое имя.
Голос произнес слово «Дамарис» совсем обыденно, как произносил сотни раз. О, как ей хотелось услышать его еще раз! И она услышала. Только теперь ее имя произнесли повелительно, словно приказывая. Дамарис с поспешной покорностью открыла глаза. Ей приказали, и она повиновалась.
Возле нее стоял Энтони, а за ним сияло яркое небо, прекрасное летнее небо на закате! Энтони назвал ее по имени, и она наконец смогла произнести то слово, которым пыталась позвать на помощь. С превеликим трудом, но все же она выдохнула его и сразу почувствовала огромное облегчение. В небе опять мелькнула тень крыльев, но теперь глазам Дамарис явилось совсем другое крылатое создание и плавно опустилось на плечо Энтони. Там оно и осталось — с орлиным оперением, орлиным клювом, орлиными глазами! Энтони поднял руку, и орел с этакой величавой снисходительностью позволил приласкать себя. При этом огромная птица склонила голову набок и посмотрела на Дамарис удивительно осмысленным взглядом, полным любви и ласковой иронии. Она улыбнулась в ответ, да и как было не улыбнуться, если все ее измученное существо так и потянулось к Энтони и царственному созданию у него на плече. От них обоих исходило мощное чувство безопасности, и Дамарис раскрылась навстречу этому восхитительному ощущению, впустила его в себя. То, что раньше она если и замечала, но отвергала, не задумываясь, теперь окутывало Энтони почти зримым облаком, как будто его озарила горняя слава.
Дамарис очень хотелось, чтобы он взял ее на руки и прижал к себе, позволил ей еще больше почувствовать силу своей защиты, но теперь она была согласна ждать сколько угодно, повинуясь его воле. Она только едва заметно шевельнулась, обозначая свое согласие и желание, и тут же почувствовала, как дикая заброшенная равнина отступает. Энтони шагнул к ней, и когда она приподнялась навстречу ему, рука ее коснулась коврика у двери столовой, и она поняла, что лежит в своем доме. При первом движении Энтони существо, похожее на орла, слетело с его плеча, взмыло вверх и исчезло где-то под потолком.
Дамарис едва отметила это фантастическое видение; она во все глаза смотрела на Энтони, пытаясь осмыслить перемену, произошедшую в нем. В нем было что-то, заставившее ее содрогнуться едва ли не со страхом, но совсем не с тем страхом, который терзал ее недавно. В этом новом Энтони отчетливо проступали сила и разум, этот человек мог повелевать. Он подошел к ней, взял за руки и сказал:
— Ты была почти на грани, правда, дорогая?
— Да, — сказала она и встала на ноги, крепко держась за него.
Энтони обнял ее за талию, подвел к стулу и молча немного постоял перед ней. Она спросила:
— Что это было?
Он серьезно посмотрел на нее.
— Интересно, что ты скажешь, если я тебе объясню? — сказал он.
— Я поверю тебе, — просто ответила она. — Энтони, мне… мне стыдно.
В глазах у него появились смешинки.
— И чего же тебе стыдно, интересно знать? — спросил он.