Карла неловко улыбнулась. Щедрость Ремо вызывала в ней угрызения совести, особенно теперь, когда она так больно обидела его.
— Он, наверное, будет дико скучать без тебя, Карла, — продолжала Габи. — Кстати, он ничего не имеет против твоего отъезда?
Карла поперхнулась. Об их разрыве никто не знал.
— Я думаю, он переживет это, — уклончиво ответила она. — А может быть, ты присмотришь за ним в мое отсутствие?
Габи засмеялась. Улыбаясь, сестры становились очень похожи. Габи, правда, была выше, сухощавее и не обладала такой ослепительной красотой, но зато ее отличало редкое добродушие, чувство юмора и простота в общении. Габриэла и Карла были очень дружны и близки друг другу.
— Твой Ремо просто чудо, — лукаво сказала Габи. — Но он совершенно не одобряет моих взглядов. Считает, что женщины созданы исключительно для дома, для семьи: кухня, церковь, дети. Пожалуй, я буду его ежедневно обрабатывать. Пусть впитывает мои эмансипированные идеи.
Карлу всегда поражало, почему мама так лояльно относится к феминизму Габриэлы. Сестру никогда не донимали разговорами о замужестве, зато уж Карле доставалось...
— Ремо — прекрасный молодой человек, — в сотый раз повторила мама. — Ты, Карла, просто не понимаешь своего счастья. В общем, вернешься из Италии, назначайте день свадьбы. Он будет ждать тебя, хотя, видит Бог, ты этого не заслуживаешь. Габи — другое дело. У Габи есть хватка, здравый смысл. Она и без мужа преуспеет в жизни. А тебе, Карла, непременно нужно замуж.
Миссис Де Лука окинула старшую дочь многозначительным взглядом. Карла опустила глаза.
Глава 3
Никогда еще Карла не работала с такой нагрузкой, как в первую неделю на курорте «Каталина». Туристы, вдохновленные обещанным бесплатным вином, которое реками лилось в этих краях, сбежались со всего света.
Карла быстро научилась различать «породы овец в стаде» и не тратила время на зевак и любителей экзотики, которые для серьезных сделок не имели ни денег, ни желания. В Италию многие приезжали просто поразвлечься и отдохнуть. Но были и потенциальные клиенты. Их Карла выискивала в толпе шестым чувством. Манера держаться, внешне незаметные детали туалета и прочие мелочи говорили об общем уровне дохода. Несколько ненавязчивых, но хитро сформулированных вопросов — и Карла узнавала о материальных возможностях покупателя, конкретные подробности.
Время значило деньги. Меньше чем за час нереально было управиться даже с самым покладистым клиентом, но и более четырех часов тратить на одну сделку казалось непозволительной роскошью. В такой работе день на день не приходится. Бывало, Карла через десять минут вежливо сворачивала разговор и оставляла праздного туриста. Но бывало и по-другому. Например, одно состоятельное американское семейство отняло у нее почти целый день. Карла возила их по всему комплексу, показывала им все красоты, удобства, расписывала возможности, наконец, накормила их за собственный счет. Интуиция не подвела ее. Труды были вознаграждены: американцы купили целых три месяца бархатного сезона, выбрав для себя шикарную виллу на побережье. Бен пришел в восторг. Он даже поцеловал Карлу. Правда, поцеловать ее выстроилась целая очередь. Успех единственной женщины вызвал в команде настоящий ажиотаж. Соревнование началось.
Через две недели изнурительной работы Карла уже заработала на пианино для Сильваны. Свои доходы она пока могла подсчитывать только на бумаге, но, видит Бог, было что подсчитывать. Джек Фитцджеральд не зря предрекал, что за хорошие деньги люди будут хорошо работать. Вырученная за первые дни сумма уже выглядела для Карлы солидно, а прикидки, сколько она получит, если станет продолжать в том же духе, вызывали трепет в Душе. Она очень надеялась, что первый головокружительный успех не обернется впоследствии провалом.
Более того, все доходы были чистой прибылью. В «Каталине» Карла могла ничего не тратить. Ей предоставили двухкомнатный номер в одной из гостиниц комплекса, обеспечили бесплатным питанием в местном ресторанчике, выделили для служебных поездок машину. Карла решила не брать на руки аванс наличными, чтобы потом не было вычетов. Магазины и развлечения ее не интересовали, светской жизни она избегала, спать ложилась рано. Приходилось беречь силы, к тому же Карла не хотела осложнять себе жизнь общением с мужчинами и шла только на деловые отношения.
В третий с начала «высадки десанта» понедельник Бен устроил летучку. С сияющим лицом, оживленно размахивая рукой, в которой неизменно дымилась сигарета, он сообщил своим бойцам, что программа-минимум выполнена. В его кабинете висела схема, на которой он скрупулезно помечал каждую проданную единицу недвижимости и каждую проданную единицу курортного времени. На той же схеме он строил «кривую успеха» каждого из членов команды. Доминировали там красный и синий цвета. Красный цвет принадлежал Карле Де Лука, синий — напористому и опытному шотландцу Йену Макинтайру. Йен относился к бизнесу серьезно, но азартно, поэтому его задевала лидирующая позиция Карлы. Он, правда, считал, что она опережает его только благодаря успешной сделке с теми американцами, о чем не преминул сообщить Карле за чашкой кофе. По количеству заключенных контрактов выигрывал он, Макинтайр.
Карла и не думала возражать. Она с удовольствием признала Йена лидером и выказала всяческое восхищение его работой. В ее планы не входило ссориться с кем бы то ни было и портить себе настроение. С Макинтайром у нее сложились неплохие отношения, но Карла все же решила умаслить его и обратилась к нему за профессиональным советом, зная, что мужики просто обожают это. Йен не был исключением. Он сразу смягчился, растаял и доверительно выложил ей свои соображения.
Вообще-то, Макинтайр давно подумывал, что будет неплохо обработать эту девчонку. Тот, кто завоюет ее, сразу станет королем.
Карла, довольная, что удалось избежать обид, немного переусердствовала, чисто по-женски разыгрывая эту сцену, вследствие чего Йен почувствовал себя неотразимым Мужчиной с большой буквы.
Заканчивая информационное совещание, Бен объявил, что если третья неделя окажется не менее успешной, то в субботу вечером состоится небольшой прием с шампанским и танцами. Бурно встретив это известие, группа отправилась на промысел.
Едва закрылись двери, Бен потянулся за желудочной микстурой. Хоть итальянская еда вкусна и аппетитна, похоже, ему она совершенно не подходит. Он проглотил столовую ложку густой белой жидкости, скривился и взялся за телефон. Бен звонил в Лондон. Ему жутко хотелось уговорить Джека прилететь сюда. Пусть посмотрит, чего они добились. Фитцджеральд поставил перед ним цели недостижимые, безумные, но они уже достигнуты и даже оставлены позади. Бен хотел покрасоваться, похвастаться, хотел, чтобы Джек выразил ему свое одобрение и восхищение. И он нуждался в поддержке. Нуждался даже теперь, когда блистательно проявил себя как руководитель. Но Бену было страшно, и одиночество становилось невыносимым.
— Потрясающе! — донесся далекий голос Джека. — Но, старик, я и так знал, что ты справишься. А что голос такой скучный? Есть проблемы?
— Похоже, я приболел, — мрачно сказал Бен. — Здесь такая жирная пища. Все просто залито оливковым маслом. Слушай, Джек, может, приедешь к нам в конце недели? В субботу я собираю ребят на вечеринку, если они сделают недельную норму. А они сделают! Хорошо бы ты смог выбраться.
— Собираешь ребят? А где же девушка? — лукаво поинтересовался Джек.
— Да здесь она, здесь. Работает вовсю, сделки так и сыплются. Сама ведет монашеский образ жизни. Но это ведь только начало. Перегореть может. Кстати, уже есть пара-тройка аутсайдеров. — Бен опять сморщился от приступа изжоги. — Ну что, приедешь?
Джек уловил беспокойные нотки в голосе Бена. Но «Каталина» была вотчиной Холмса, и Джек намеренно не хотел соваться туда.
— Конечно, старина, если ты приглашаешь, — как ни в чем ни бывало отозвался он, стараясь не выдавать своих подозрений: определенно, что-то было не так. — Пожалуй, я приеду немного раньше, похожу, осмотрюсь — инкогнито. Так я скорее узнаю, где слабые места.