Ожил затухающий в стихии вожделения рассудок. У меня есть дочь — доверчивая, невинная, принявшая мать беспрекословно, несмотря на годы, в течение которых была брошена ею. Эти годы еще предстоит искупить. Франческе нужен отец, настоящий отец. Нельзя, чтобы ей досталась второстепенная, унизительная роль. Неужели ее просто милостиво примут в жизнь, как ненужный довесок, как принудительный налог, который некто готов заплатить за любовь ее матери? Франческе и так судьба сделала одолжение, что впустила ее в жизнь. Карла внезапно увидела четкую и страшную картинку: Франческа сжалась около бабушки, а они с Джеком колесят по белу свету, предаваясь любви и страсти. Но где, где взять силы, чтобы устоять перед ним? Если она сдастся сейчас, то все потеряно. Бороться ни за себя, ни за Франческу она больше будет не в силах. Карла ощущала на щеке его губы, его руки скользили по груди.
— Карла, — глухо выговорил Джек. — Я не живубез тебя. Не могу. Карла, я умоляю...
И он припал к ее устам, дразня, искушая, моля, надеясь. Он ждал ответа, хотя бы намека, знака... Время вышло. У Карлы остался один путь — выстрелить по его самолюбию. Уязвить его гордость. И с отвращением к себе она молвила:
— Джек, если я пересплю с тобой, ты согласишься финансировать пьесу?
Вот что значит мертвая тишина — умирает все, даже ничто.
— Это Меткалф успел тебе посоветовать? — чужим голосом заговорил Джек. — Ты что, не поняла, почему я сказал ему, что мы никогда не встречались? Чтобы он не вздумал использовать тебя.
— Питеру такое и в голову не пришло бы. Я стала другой. Моя цель — гол. Я хочу, чтобы пьеса имела мировой успех. Я хочу этого успеха. Хочу так же, как ты хочешь меня. О браке говорить не будем. Устроим сделку. Я тебе даю желаемое, ты — мне. Ты мог бы очень помочь моей карьере. Ты очень влиятельный человек, Джек.
Карла говорила нарочито холодно и ровно.
— Ты смеешься.
— О, нет. После Италии я о многом передумала. Я решила быть победителем — точь-в-точь как ты. А ты выигрываешь чаще с краплеными картами. Ты сам меня этому научил, Джек.
Он отпрянул от нее.
— Все торгуешь, да, Карла? Мне, правда, больше нравилось, когда ты барахло продавала. До торговли собой ты не опускалась.
— Моральные нравоучения тебе не к лицу, Джек. И не надо преувеличивать. Каждый живет как может. Ну что, мне располагаться или ты отвезешь меня домой?
С ледяным спокойствием Джек вытащил из бумажника пятифунтовую банкноту и грубо вложил ей в руку.
— Возьмешь тачку, — рявкнул он, подавляя желание ударить ее. — Может, пришлешь и счет за время, проведенное в Италии? Мне не хочется, чтобы ты думала, будто я не отдаю долгов. Как там звучит итальянское слово, которого нет в разговорнике? Ага, вспомнил — puttana. Я знал, что рано или поздно оно может мне пригодиться.
Лицо Джека стало серо-пепельным от бешенства, а в глазах застыли такая ненависть и такая мука, что Карла не знала, кто из них страдает сильнее — он или она.
Хлопнула дверь. Джек Фитцджеральд исчез из ее жизни.
Глава 10
«Анна Прайс» долго и успешно шла на сцене кэмденской Галереи. До самого Рождества зрители до отказа заполняли театр. Профессиональный престиж и большие сборы — хорошее оружие в борьбе за жизнь труппы, Но его оказалось недостаточно. К зиме всем стало ясно, что ангажемента на знаменитых площадках Уэст-Энда не будет. Тогда начали поговаривать о возможном турне по всей Англии, но, к большому облегчению Карлы, толки эти ничем не закончились. Меньше всего сейчас ей хотелось мотаться по периферии. Ведь они с Франческой так здорово устроились в новых владениях Ремо! По вечерам, если Карле приходилось задерживаться, Анджела или мама обязательно оставались с девочкой, укладывали ее спать. Но в распоряжении Карлы был весь день. Она водила Франческу в школу, встречала ее после занятий, они много гуляли. По субботам Галерея давала два спектакля, зато воскресенье они с дочкой всегда посвящали отдыху, развлечениям и домашним делам. Конечно, быть матерью — это не сплошной праздник. Франческа, девочка веселая и жизнерадостная, не могла назваться идеальным ребенком, если таковые вообще есть на свете. Вспыльчивая, но отходчивая, с норовом, но покладистая, Франческа, как все дети, не преминула, разумеется, бессознательно, выяснить границы своей власти над Карлой. Миссис Де Лука вела дом и воспитывала детей в авторитарной, даже суровой манере. Не удивительно, что малышка инстинктивно решила воспользоваться недостатком родительского опыта Карлы. Но неприятных неожиданностей не произошло. Мама с дочкой нашли взаимопонимание. Карла, чей педагогический стиль сильно отличался от стиля миссис Де Лука, сумела установить порядок в доме, строгий режим, который Франческа приняла с энтузиазмом. Сначала не обходилось без капризов, но девочка легко приспособилась, учитывая, что стала теперь единственным ребенком в семье вместо младшего в целом выводке детей. От Карлы Франческа унаследовала страсть к чтению, дремавшую до сих пор, потому что в тесноте, шуме и суете старого дома реализовать ее было довольно трудно. Но с Карлой она открыла для себя мир книг и стала читать запоем. Матери только оставалось подыскивать для нее подходящие произведения. Франческа стала лучше учиться в школе, обрела уверенность в себе, превратилась в настойчивую и дотошную ученицу. Карла боялась первой встречи с ее учителями, но, оказалось, напрасно. В школе все с восторгом отзывались о Франческе, благодарили Карлу за ее дочь — воспитанную, ответственную и старательную. Побывала она и на праздничном школьном спектакле — в трогательной версии библейских историй Франческа Де Лука с блеском исполнила роль не больше не меньше святой Девы Марии.
Тоска приходила ночами. Но рыдая, зарывшись в подушки, Карла вновь и вновь твердила себе, что иного исхода для их отношений с Джеком не было и нет. Она сумела дать дочери уют, покой, размеренную жизнь. Не станет дело и за материальными благами, Карла была уверена в этом. Конечно, ребенку лучше жить в полноценной семье, с мамой и папой, но если не выходит, не страшно. Сейчас хоть девочка узнала, что такое мама и что такое родной дом. Пусть лучше она остается безотцовщиной, чем падчерицей в семье чужого мужчины.
Джек Фитцджеральд, как с досадой доложил Меткалф, покинул Лондон на следующий после их встречи день. Питер звонил ему в офис, готовый умолять его дальше и дальше, однако выяснил, что мистер Фитцджеральд отправился в отпуск. Где он собирается его проводить — неизвестно, он не оставил координат. Все полномочия мистер Фитцджеральд передал... Меткалф не дослушал. Проклиная нерешительность и робость Карлы, он вынужден был признать поражение. Правда, после грубого и откровенного предложения Карле «лечь под деньги» он и сам не посмел волочиться за ней. К тому же она вдруг переехала неизвестно куда, на все вопросы отвечала неопределенно и неохотно. Питер, да и все остальные, решили, что она, скорее всего, с кем-то живет и предпочитает не афишировать, с кем. В сущности, так оно и было.
После Нового года стало известно, что одна из телекомпаний заинтересовалась «Анной Прайс» и предложила сделать передачу-диспут об этой постановке в программе под рубрикой «Новости современной драматургии и театра». Труппа оживилась. Это означало неплохой куш за видеосъемки некоторых фрагментов. По замыслу телевизионщиков, эпизоды должны были комментировать Питер Меткалф, Карла Де Лука и Саймон Даф. Обсуждение взялся вести знаменитый театральный телекритик Пьер Симпсон, личность влиятельная и скандальная, известная своими коварными вопросами и подковырками. Сам Джосайя Фримен, ко всеобщему облегчению, отказался участвовать в передаче. Вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы его односложная манера разговора, насупленный и безразличный вид.
Видеосъемки прошли быстро, без дублей. Две камеры, никаких лишних трат — телевидение знало свое дело. Канва дискуссии была заранее обговорена с режиссером передачи, однако на записи не обошлось без сюрпризов.
Пьер Симпсон любил перетягивать одеяло на себя, обо всем имел особое мнение, поэтому и решил воспользоваться отсутствием Фримена на полную катушку. Его, правда, с самого начала не прельщала перспектива нелегкого интервью с этим чудным и диковатым драматургом, но уж слишком он был задет отказом. Слыханное ли дело — пренебречь приглашением самого Симпсона, такой редкой и выгодной возможностью устроить себе рекламу! Поэтому ведущий ринулся в беспощадный бой. Посыпались едкие вопросы: может быть, пьеса Фримена — холостой выстрел, если не осечка? Может быть, секрет успеха лишь в профессионализме режиссера и таланте артистов? Может быть, зрители стали свидетелями фокуса — обычного, старого театрального фокуса, когда блестящий коллектив делает конфетку из ничего? Может быть, вообще для театра драматургический материал не имеет никакого значения?