Но он хорошо знал, что подлая судьба не может быть к нему настолько благосклонна. И, поманив его крохотной подачкой, она зло рассмеялась прямо ему в лицо. В очередной гребаный раз. Поначалу он не понимал, что происходит. Дженни стала приходить слишком воодушевленная, окрыленная, пребывающая в какой-то неестественной эйфории, от чего в постели становилась чрезмерно ненасытной и почти сумасшедшей. Но однажды, мешая арабские и английские слова, которые Мейс уже понимал, спросила, не хочет ли он улететь в эротический рай вместе с ней. На брезгливо изогнутые уголки темных губ от подобной формулировки Дженни только рассмеялась и показала ему мешочек с белым порошком.
Одной дозы хватило, чтобы понять, что это за дрянь. Да, крышу снесло тогда знатно, и, кажется, впервые он силой не отпустил девушку на смену в госпитале, за что она потом получила нагоняй. Но отходняк накрыл таким чудовищным желанием подохнуть, что Мейс, едва сдержав дрожащие руки, со злостью швырнул свою джамбию в дальний угол и вылетел из дома. Двое суток под открытым небом в пустынных горах кое-как очистили его налившуюся свинцом голову от навязчивой потребности убить если не себя, то кого-нибудь другого. Если за ненормальное и неестественное удовольствие надо платить остатками жизни, что едва затеплилась меж его ребер, то ему это даром не нужно. Он и так ходил по самому краю.
А вот Дженни не чуралась. Где она умудрялась доставать запрещенный земной наркотик, она никогда не рассказывала. Как и то, откуда брала на все это деньги. Мейс говорил с ней, предупреждал, ругался, выставлял за дверь. Даже поднимал руку. Потому что прекрасно понимал, что однажды она перейдет свою черту. Но она лишь расстраивалась, плакала, пропадала, приходила вновь — с потухшими серыми глазами и залегшими под ними тенями — и жаркими, исступленными ласками вымаливала прощение. Только не в прощении было дело, глупая ты девица!
Повторный и настойчивый стук в дверь заставил Мейса раздраженно зашипеть и, замотав арафатку и прихватив свечу, отпереть замок. На фоне ночного беззвездного неба он увидел силуэт молодого землянина, чьи черты плясали и искажались от затрепетавшего пламени под порывом сухого ветра. Он стоял, нерешительно замерев у порога, ссутулив плечи и вглядываясь в Мейса воспаленными глазами, чьи белки были покрыты кровавой сеточкой. Коротко остриженные волосы на голове выдавали в нем не местного, ибо, как и у Дженни, они походили на пшеничные колосья.
Но прежде чем он заговорил, загривок Мейса уже ощетинился от предчувствий и догадок.
— Дженни в беде, — произнес мужчина глухим голосом, сразу обратившись к нему на английском. — Я ее брат, Нэйтан. Вы же Мейсон, верно? Она много рассказывала о вас. Мне здесь больше не к кому обратиться…
И он едва заметно пошатнулся, невольно ухватываясь чуть дрожащей рукой за дверной косяк.
Мейс сделал шумный вдох, ощущая, как по позвоночнику прокатывается слишком знакомый черный сгусток энергии.
— Заходи, — коротко сказал он, пропуская Нэйтана внутрь лачуги и ставя свечу на стол. — Говори.
Мужчина тяжело шагнул в дом и остановился посреди единственной скромной комнаты, не замечая ничего вокруг себя.
— Она пропала неделю назад, — начал он каким-то осипшим голосом, на что Мейс лишь кивнул, прекрасно зная, сколько дней Дженни не появлялась ни у него, ни в госпитале. — Телефон не отвечал, в комитете Красного креста сказали, что она исчезла. Я… я знал о ее проблемах с наркотиками. Она просила у меня денег, но я не давал. Я прилетел из Манчестера как только смог, вчера утром. Поднял все связи, всех знакомых… Последний раз Дженни видели пять дней назад в Амране. Там она занимала у какого-то типа. Он же ее и сдал. Сказал, что одалживал ей многократно, но она ничего не смогла вернуть. Мейсон… Дженни продали в притон в Саной, в столице.
Синие глаза холодно сузились, неотрывно глядя на осунувшееся, почти серое лицо Нэйтана. Несколько мгновений Мейс ничего не говорил, и лишь крылья его темного носа нервно подрагивали под арафаткой, жадно вдыхая накаляющийся воздух.
— Почему ты пришел ко мне? — наконец, спросил марсианин. — Что ты от меня хочешь?
Почти такие же пухлые как у Дженни губы едва заметно дрогнули на мужском лице, и Нэйтан медленно и обреченно покачал головой.
— Я пришел умолять о помощи. Я готов заплатить всем… Наркодиллеру по долгам сестры… Посреднику из притона… Тебе. Сколько скажешь! Но я физически не справлюсь с той бандой, что держит это поганое место, чтобы вытащить Дженни. У меня не хватит ни сноровки, ни сил, ни знаний. Я обычный клерк из мегаполиса. И я никого здесь не знаю, кто бы мог помочь в этом деле. Кроме тебя.
— С чего ты взял, что я смогу ее оттуда вытащить? — тихо и холодно спросил Мейс, чувствуя, как из пучин прошлого поднимается удушающий призрак самого себя, у кого так и не вышло спасти собственную сестру, его милую мелкую.
Нэйтан поднял на него болезненно потемневшие глаза и едва слышно ответил:
— Дженни говорила, что ты единственный, кому она доверила бы свою жизнь без оглядки. Если ты согласишься помочь… у нее будет шанс.
Шанс? У Дженни? Нет… Вся чудовищная ирония его жестокой и отвратительной судьбы была в том, что шанс она давала именно ему, Мейсу. Кидала на землю как старую сухую кость, с усмешкой наблюдая, схватит он ее или так и сдохнет в той тьме, куда она его столь изощренно завела. Однажды он разрушил все в своей жизни, но так и не справился с одной простой задачей: вытащить из плена свою сестру. И Нэйтан тоже не справится. Так у кого был этот самый, единственный и мизерный шанс?
Мейс криво усмехнулся, удивляясь, как стремительно трезвела от нарождающейся злости голова. Ладонь потянулась к столу и ухватила наточенную джамбию, оглаживая привычные изгибы ее рукоятки. Он сделал шумный вдох, впитывая в себя запахи сгорающего воска, натертого металла, чужой и своей боли.
— Если я вызволю твою сестру из притона, — наконец, заговорил Мейс, — ты увезешь ее отсюда так, чтобы никогда больше ее нога не ступала по землям Йемена. Ты отправишь ее на лечение, чтобы больше ни песчинки героина не попало в ее тело. И ты будешь о ней заботиться так, чтобы она улыбалась и благодарила тебя за жизнь каждый день. Усёк, Нэйтан?
Но тот безвольно рухнул на колени, бормоча обещания и какие-то неведомые Мейсу молитвы.
========== Глава 7. Доверие ==========
Первый по-настоящему теплый уик-энд этой весной обещал быть вполне себе приятным. Потому что Чарли позвала всех на пикник в Мерифилд в домик своей бабушки. Всю разнопланетную компанию, включая их с Мейсом. И если пару месяцев назад Никки вежливо бы отказалась, не совсем уверенная в том, что огненного марсианина там на самом деле хотят видеть, то сейчас сомнений уже не возникало. Их действительно приняли.
За все время жизни в Чикаго Мейс сильно изменился. Нет, он был все такой же немногословный, вспыльчивый, деспотичный и дерзкий. Но самоотверженной работой в автомастерской, где трудился уже на равных с Чарли, готовностью выручить и помочь, если у кого-то возникали трудности, щедростью, с которой он всегда мог финансово поддержать, и честностью Мейс заслужил если не прощение, то хотя бы понимание. И признание того, что на него можно было положиться.
Никки, подпевая какой-то веселой песне, льющейся из радио ее неизменного маленького джипа, который она ни в какую не хотела ни на что менять, резво свернула к автомастерской. Выходной сегодня был у всех. Кафе «На Марсе» временно закрыли на пару дней, ибо они с Мадлин поняли, что пора сделать паузу. Всем требовался отдых после напряженной и неустанной работы в последние месяцы. Поэтому ее подруга вместе с Чарли и ребятами еще с утра отправилась в Мерифилд, чтобы начать приготовления к пикнику. А вот Мейс заканчивал какой-то срочный заказ в мастерской и обещал освободиться к полудню. Так что Никки, собрав все необходимое для пары дней за городом, решила заехать за ним прямо на работу. Хотелось поскорее вырваться из рутины и насладиться этой поездкой напополам с его снисходительной улыбкой. Да, улыбался он не часто, но с каждым разом все более расслаблено. И тогда Никки завороженно наблюдала, как искрятся в задорном прищуре его неземные синие глаза.