Песня о Черном Континенте
Вечер — как яхта с парусом синим.
Птица — как якорь, впившийся в крышу.
Превозмогая звездную тяжесть,
якорь взмывает выше и выше.
В море выходит синяя яхта.
Сумерки смыли берега очерк.
Ветер в матроске весело правит
к Африке Ночи.
Скоро проступит на горизонте
Африка эта черною глыбой.
Яхта на якорь станет в зените,
где серебрится лунная рыба.
Пугало —
это, в общем,
птицам регулировщик.
Пугало не пускает
птах в огород
из рощи.
Всем на потеху
клоун
пляшет в саду, как в цирке.
Пляшет, покуда ливень
вдруг на него
не цыкнет.
Дразнят паяца птицы,
манят его
дороги…
Только куда
уйдет он —
нищий и одноногий?
I
На ветру загудели,
как зеленое пламя,
птичьи крылья и листья
вперемежку с лучами.
И лазурь солнцепека
опрокинула лаву,
затопивши прозрачно —
золотую державу.
Нивы — как параллели
золоченого хлеба.
В голубой позолоте
вертикальное небо.
Голубое мычанье
в голубиной отчизне;
здесь не уединенье —
единение с жизнью.
Здесь и птицы и травы,
населившие землю,
принимают в объятья,
поверяя и внемля.
Знай же, птица, что, жажду
утоляя лазурью,
в голубом окоеме
я с тобою зорюю.
Верь мне, лист тополиный,
верьте, листья осоки:
бродят в сердце бродяжьем
ваши буйные соки.
Я сегодня впервые
разглядел ваши лица.
Значит, только сегодня
суждено мне родиться.
II
Ласточка в небе. Прикосновенье
к темени поля крохотной тени.
Что она ищет в синем колодце?
Выстрелит в небо… Снова вернется.
Может, депешу где обронила —
ту, что послала озеру нива?
Чиркнет по глади черного плеса
и пронесется мимо откоса.
Кинется в чащу и возвратится,
чтобы промчаться над черепицей.
Вплоть до крушенья листьев и лета
длится круженье ласточки этой.
Вот она взмыла, листик летучий,
путь перерезав ливневой туче.
Реют раскрестьем узкие крылья,
ливни, как нечисть, в ночь отступили.
В синем просторе, милая, странствуй,
преподавая людям пространство.
Посередине синего вала
вычерти счастья инициалы!
III
Селение. Сереющий туман
на площади рядится в дождь сутулый.
Стекает время в каменный фонтан,
которому от скуки сводит скулы.
Вот так и льет с рассвета целый день,
и ни души среди всеобщей хляби.
Вползает лужей в дом сырая лень,
как сонный водоем под мелкой рябью.
Сбывается знаменье. Черный мул
судьбу копытом в глине отпечатал.
И смотрит дождь, печален и сутул:
кому же выпал роковой початок?
На колокольне онемела медь,
но, бедствие пророча, птица стонет.
И то ли кобылица, то ли смерть
нетерпеливо мечется в загоне.