ХОРХЕ КАРРЕРА АНДРАДЕ
Место происхождения
С испанского[1]*
Гроза
На круп холмалуч, небесный кузнец,ставит печать клейма.
С самой высокой точкикатит громполную бочку.
Подпоясываетсясемицветным кушакомнебо после дождя.
Деревня
Остов дилижанса утонул в бурьяне.Даже на закате вишня пахнет ранью.Клонит бор сосновый в сон на косогоре.Сладко вязнет слово в чинном разговоре.Кумовья толкуют, сидя на приступке:вспыхивают дружно глиняные трубки.А лощина, словно в золотой затоке,утопает в грусти, в звездах и осоке.
Пес лизнул в ладони… Никуда не деться —здесь впадает сердце в забытье и в детство.Ослик колокольцем звякнул, как бывало.На душе светильня мягко замерцала.Словно сын заблудший, я вхожу в деревню,прикасаясь сердцем к шелесту деревьев.Сколько раз под этой позабытой ивойголубое небо я вдыхал, счастливый…
Прячут птичий щебет голубые травы,а тревожный запах травяной державыстискивает горло… Шаг — и задохнусь…Детская влюбленность, зори и закаты,ослик с колокольцем и щенок мохнатый,в светлую обитель снова к вам прошусь.
Философия дыма
Под книжной обложкой розарий таится:цветут за высокой оградой страницы,но тронешь калитку — она отворится.
А роза над плесом — бокал из рубина,где запах свернулся упругой пружиной,готовый пролиться на след лебединый.
Огонь же — душа или самосожженьезвезды, посвященной огнем в голошеньесердец, потерпевших ночное крушенье.
Пусть книга крылата, да коротки крылья:закрыли страницу — и книгу забыли,отдав на съедение моли и пыли.
Пусть розы бокал разобьется о ветер,но дымное пламя, задутое смертью,уходит на небо, как мертвые дети.
Зажжем нашу муку огнем негасимым!Быть может, затем наши дни и даны нам,чтоб в небе растаять задумчивым дымом.
Дверь, распахнутая в деревья
Летний сад разморило. Млеет воздух медовый.Ливень листьев нахлынул на плетень по соседству.И зажившую память оцарапала сноваперепелка, взлетая из-под дерева в детство.
Это все уже было. И тропа у ограды,и зыбучая заводь этой зелени мглистой.Кто же шепчет сегодня в чаще старого садаслово, чувственной дрожью охватившее листья?
Это все уже было. Дверь открыта в деревья.И твой голос над книгой замирает и льется…И такая разверзлась тишина над деревней,что пронзительно слышен каждый всплеск из колодца.
Подруги прогулки
Хорошие подруги — ивыв часы прогулки одинокой:грустят, трепещут, вспоминают, —так души ждут удара рока.
Воды задумчиво касаясь,едва, как тени, зеленеют,и сердце падающей птицейщемит в полете и слабеет.
Их шелест — шелест ног и шелка,вода не только сну внимает,их клонит долу тень Биона,[2]и флейту снова вспоминают.
Печальный запах ветру дарят,а жизни — привкус буколический;в зеленое молчанье прячутдалекий шум речей лирических.
И так нас ивы убеждаютв час одинокого гулянья,что сладко, радостно и больнодать сердце ветру в обладанье.
Ночное пенье
В час, когда запирают все засовы в селеньеи лишь племя кошачье рыщет в клетях по-лисьи,затевается в доме поминальное пенье,и осеннее сердце сыплет мертвые листья.
Голосами ушедших тихо шепчутся вещи;под шагами усопших голосят половицы…Бормотание книги, полусонной и вещей,замирающим ливнем заливает ресницы.
А свеча все лепечет сокровенное слово,и сверчок, упоенный партитурой плакучей,не затихнет, покуда не протиснется сновасквозь замочную скважину солнечный лучик.
вернуться
1
* Хорхе Каррера Андраде — Место происхождения