— Ты где пропадал? — спросил меня Витька.
— Он в высшем обществе вращался, — ответил за меня Рахутин. (Рахутин любит иногда подковырнуть.)
— Садись, пережри это дело, — сказал Витька. Я сел, намазал корж, но не маслом, а салом, что вкуснее, удивительно, как это ребята не понимают. Сверху наложил домашней колбасы, густо, не так, как ем свою, наложил не жалея и неэкономно. Тем не менее, несмотря на то что этим завтраком я несколько компенсировал потерянные продукты, ел я без аппетита, с тревогой прислушиваясь к шуму снизу. На лестнице послышались шаги, потом они затопали в коридоре. Я сидел затаив дыхание, не слыша, что говорят ребята. Ходили, очевидно, комендантша и Тэтяна, разыскивали меня.
— Слышали шум? — сказал я как можно более развязно. — Это из-за меня… С Надей поскандалил.
— Наде надо было трешку дать, — сказал Витька, — еще б и удовольствие получил.
— А он на уборщиц не разменивается, — сказал Рахутин.
Шаги приблизились и остановились перед нашей дверью. Я понял, что обнаружен, и торопливо прожевал кусок. Хоть я и ждал стука, но когда он раздался, требовательный, чужой, несущий опасность, сердце мое защемило.
— Войдите, — сказал Рахутин.
Вошли комендантша Софья Ивановна и Тэтяна.
— Цвибышев, — сказала мне комендантша, — во-первых, почему вы так себя ведете по отношению к уборщице, а во-вторых, через неделю мы вас будем выселять… Три года вы нам голову морочите своими махинациями… У нас теперь строгая инструкция, никаких поблажек. Мы из седьмого корпуса уже двух выселили, нам вербованных размещать негде.
Я понимал, что унижения и просьбы в моем положении лишь ослабят мою позицию, и потому пошел напролом.
— Не имеете права! — крикнул я. — Попробуйте только пальцем прикоснуться к моей постели, как бы вам не влетело так, что и внукам своим закажете. С работы как бы вы сами не полетели…
Тут я очень перехлестнул от волнения и напортил. Можно было ответить резко, ибо иного выхода не было, но с достоинством и без личных угроз, тем более в моем бесправном положении смешных. Но, главное, я сам им подал мысль прибегнуть к средству, являющемуся последней мерой перед выселением, то есть отобрать постель… Подобные угрозы лишить меня постели возникали уже раза два, но лишь в конце, после многомесячной борьбы, телефонных звонков и разговоров, как конечный способ давления, на который я обычно находил достойный ответ через Михайлова, понимая эту угрозу как сигнал игры ва-банк. Ныне я необдуманными словами своими сразу же, не наладив еще в этом году связей и не выяснив подлинного положения дел, переводил игру ва-банк. И действительно, Тэтяна сразу же за это ухватилась.
— Давно надо было у подобного проходимца постель отобрать, — крикнула она, глядя на меня с ненавистью. — И вообще, — сказала она потише и искренне, — будь моя воля, я б его головой под трамвай сунула.
— Ну, так тоже не надо говорить, — сказала ей комендантша Софья Ивановна, — зачем же вы тоже так грубо?… Надо по закону.
— Пошла вон, сука, — крикнул Тэтяне обозлившийся Витька Григоренко, — Софья Ивановна пришла, это другое дело… А ты топай в свою конуру и не тявкай.
— Сам не тявкай, — покраснев, крикнула Тэтяна, — он вон Колечку избил, Надиного сыночка…
В дверь с любопытством заглядывали жильцы из других комнат. Заглянул и Адам, который неожиданно поддержал Тэтяну и обругал меня. Он, кажется, очень любил Колечку и хотел даже жениться на Наде, но она со смехом отвергла предложение дурачка (эту подробность я узнал позднее от Саламова). Скандал между тем еще более обострил обстановку и был не в мою пользу. Витька это понял, встал и надел пальто.
— Пойдем отсюда, — сказал он мне. Мы вышли на улицу. Вовсю дул гнилой, ненавистный для людей душевно взволнованных ветер, и таял снег.
— Ничего, — сказал Витька. — Я вчера с ним опять говорил, сделает. Он знаешь сколько уже народу устроил? Славка Бондарь, знаешь его? Из сантехников… Он ему койко-место сделал. Тот, правда, на это месячную зарплату свою положил.
— Да зарплата-то чепуха, — небрежно махнул я, поскольку уже мысленно подсчитал и выделил средства из запасных своих фондов, сильно их этим урезав почти до минимума. Дело не в деньгах, добавил я.
— Ну, тем лучше, — сказал Витька, — справку с pаботы сдал?
— Я рассчитываюсь, — сказал я. — Подал заявление. Надоело в дерьме вкалывать. Что-либо получше хочу подобрать.
— Да ты что? — Витька остановился и посмотрел на меня с испугом и растерянно, из чего я заключил, что он настоящий друг и искренне переживает. — Скотина ты безрогая, нашел время с работы уходить. Они ж на тебя зуб имеют, без справки они ж тебя сразу выбросят, и дядя Петя не поможет.
Тут уж настала очередь мне возмущаться и удивляться.
— Какой дядя Петя? — быстро спросил я.
— Какой-какой? — раздраженно сказал Витька. — Истопник… Истопника не знаешь?… Ты вот скажи, где справку возьмешь?… Без справки и дядя Петя ничего не сделает.
— Да пошел ты, — крикнул я, чувствуя, что теряю почву под ногами, и рассчитывая уже мысленно, куда бы метнуться за помощью. И как ни вертел, оставался один испытанный путь — опять унизиться перед Михайловым.