Рассматривая протошумерскую письменность Каменной Могилы, Кифишин обнаруживает определенные сходства между различными протописьменными системами: «Имеются достаточно веские основания думать, что протоэламская, намазгинская, протошумерская и «срубная» праписьменности вышли из единого источника, сохранявшего свою цельность еще в IV тыс. до н. э. Параллельно этому «восточному» ареалу праписьменности (шумеро-индоевропейскому и эламско-протокитайскому) должен был существовать «западный» (протоиндийский, протоегипетский, крито-микено-лувийский). Дифференциация двух ареалов могла произойти до V тыс. до н. э., после разложения изначально единой системы символико-ритуального письма эпохи позднего палеолита»[4].
Искусство шумеров. Фрагмент скального рельефа
Анализируя надписи эпохи древней Трои, он отмечает, что «троянские надписи эпохи Трои II (2600–2450 гг. до н. э.), несут явственные признаки родства с протошумерскими»[5]. Собранный им материал позволил ему установить периодизацию, или эволюцию, различных видов письменности древней Трои: «1) протоэламской в пулурском варианте, присущем Трое I (3500–2600 гг. до н. э.); 2) протошумерской в Трое II–IV (2600–2300 гг. до н. э.); 3) зачатков новой системы письма, условно обозначаемого нами как протоегипетско-лувийско-критское»[6].
Более того, рассматривая троянскую и шумерскую знаковые системы, он приходит к обобщениям, имеющим фундаментальное значение, относящееся к проблемам истоков и родства различных языковых систем и культур: «Очень важно, что письменные знаки отразились именно в ритуально-праздничной системе, в календарном цикле. Троянский календарь, хотя нами здесь очерчены лишь самые общие его черты, можно считать вполне сложившимся, самостоятельным. Любопытно, что он выдает глубинное родство с позднейшими древнеегипетской и греческой календарными системами. Это могло означать, что до оседания в Египте и в Греции носители этих ритуальных знаний какое-то время пребывали в Трое. Троя II–IV формирует собственную культуру, которая дифференцируется от праславянской, выросшей с ней из общих корней (о чем свидетельствует тот же ритуальный календарь), но пользуется все еще древним протошумерским письмом, как, очевидно, и праславянская. Мы видим живой процесс отпочкования культуры и письма на почве Малой Азии, но, к сожалению, оставшихся идеографических знаков слишком мало для построения в данный момент более фундаментальных гипотез»[7]. Но уже то, что было сделано Кифишиным, являет собой выдающееся научное открытие относительно единства и многообразия древних языков и культур.
Рассматривая «архитектуру», архитектонику, топографию, структуру взаимосвязи гротов и пещер этого святилища, Кифишин приходит к следующим выводам: «Завершая обзор пяти святилищ сакрального комплекса Каменной Могилы, хотелось бы обратить внимание на его связь с ближневосточной традицией в ассирийском ее варианте (Ассирия была прямой наследницей древнего творчества протошумеров). Я имею в виду ритуальные основы планировки святилищ, которые были издавна продиктованы “заветами предков”… Каменная Могила уже в позднем палеолите могла осмысливаться как священный комплекс, своего рода храм с очень сложной структурой, соответствовавшей представлениям древних о таинстве возрождения богов, героев, а затем и смертных царей — представителей общины людей уже в реальном мире»[8].
Как в данном случае понимать «заветы предков»? Здесь Кифишин приходит к еще более радикальным предположениям о том, что Каменная Могила имеет гораздо более древнее происхождение, чем сам Шумер. Приазовские тексты содержат ссылки на таблички, имеющие, очевидно, более древнее происхождение, вследствие чего они называются исследователем «первоисточником». «При этом форма ссылки на более древний образец, известная именно в Шумере, связывает с ним Приазовье глубокой ритуальной связью. Едва ли Шумер, классическая цивилизация Двуречья, дал столь архаичную “колониальную” форму, как архив Каменной Могилы. Скорее, наоборот, она была “метрополией” и Шумера, и многих других центров “письменных культур” рассмотренного в работе ареала»[9].
Анализируя изображения, нанесенные на лопатке мамонта (линии, треугольники, елочки, ромбы и квадраты, разнообразные углубления), найденной при раскопках одной из древнейших стоянок на Днестре, Кифишин, не исключая прочтения сцены как изобразительной (сцена охоты), вместе с тем допускает возможность ее интерпретации как пиктографического текста и предполагает следующее: «Любопытно, что изображение на нем козы (UZUD) в чем-то близко рисунку Каменной Могилы (табличка № 62 из Грота Козы). Надпись, нанесенная черной краской, древнейшая из всех известных мне ныне (второй слой мустье, ок. 42 тыс. до н. э.). Если это действительно надпись, тогда нужно допустить, что пиктографическую письменность имели уже неандертальцы. Естественно, сейчас невозможно решить такую проблему. При анализе ностратической лексики известными лингвистами В. М. Иллич-Свитычем и А. Долгопольским выяснилось, что к эпохе XXX–XII тыс. до н. э. могут быть отнесены около одной тысячи употребительных корнеслов, из которых, по крайней мере, восемь, очень сложных по семантике, возможно, имели доностратическое (то есть эпохи мустье, неандертальское) происхождение»[10].
4
А. Г. Кифишин. Древнее святилище Каменная Могила. Опыт дешифровки протошумерского архива XII–III тысячелетий до н. э. Т. 1. Киев, 2001. С. 31.
5
А. Г. Кифишин. Древнее святилище Каменная Могила. Опыт дешифровки протошумерского архива XII–III тысячелетий до н. э. Т. 1. Киев, 2001. С. 39.
7
А. Г. Кифишин. Древнее святилище Каменная Могила. Опыт дешифровки протошумерского архива XII–III тысячелетий до н. э. Т. 1. Киев, 2001. С. 48.
9
А. Г. Кифишин. Древнее святилище Каменная Могила. Опыт дешифровки протошумерского архива XII–III тысячелетий до н. э. Т. 1. Киев, 2001. С. 524.