Каждый второй преподаватель ВПШ считал себя диссидентом.
В годы перестройки в центральной прессе появился очерк одного из них. Он назывался «Мальчик, который сказал: «Я — против!»
В нем живо рассказывалось о юном Гоше Кукушечкине, захватившем районную типографию и напечатавшем в ней памфлет «Душители свободы». Особенно сильное впечатление оставляли сцены допросов в мрачных застенках КГБ, на которых пятиклассник Кукушечкин своей искренностью заставил переосмыслить свою жизнь старого следователя-сталиниста.
Народ плакал навзрыд, читая эти строки.
К тому времени Георгий Кукушечкин жил в большом городе и был стареющим, разочаровавшимся в газете и газетчиках репортером. Честно сказать, он уже сам не знал, что в его жизни правда, что легенда.
К определенному времени, когда твое поколение начинает активно спиваться и вымирать, терять память и впадать в маразм, очень важно окружить себя мифами.
Красивая легенда наполняет смыслом сухую биографию.
Это как засыхающее дерево покрывается зеленым мхом.
Конечно, перестройка и миф о мальчике, сказавшем нет, давала ему шанс преуспеть, если бы он ушел в политику. Но он этим шансом не воспользовался.
— Есть такое народное поверье: при встрече с олимпийским чемпионом нужно обязательно прикоснуться к нему — и тогда часть удачи перейдет к тебе.
Дрема, рассеянно изучавший стенд «Успешные бизнесвумен страны», оглянулся.
Георгий Иванович держал за руку хрупкое, но заметно беременное существо. Хвостики свисали фейерверком.
— Даша? — удивился он.
— Привет! — ответила она.
— Вы что — знакомы? — ревниво спросил Кукушечкин.
— Мало сказать, знакомы, — ответила она, улыбаясь, — Димина парта сразу за моей стояла. Дима у нас был знаменитость. В него все девчонки были влюблены. Я думала — ты станешь архитектором. Ой, какой ты, Дима, страшненький стал. Лысенький. У тебя дети есть? А кто жена? Я хотела бы увидеть твою жену.
— Дима, ты учился с олимпийской чемпионкой в одном классе и дергал ее за косички? — не поверил Кукушечкин.
— К сожалению, за косички он меня не дергал, — отвечала за Дрему Даша и так открыто, так ясно посмотрела в глаза однокласснику, что тот почувствовал искреннее раскаяние.
Надо было дергать ее за косички. И как можно чаще. Чтобы не задавалась.
— Ну, еще не поздно, — сказал Кукушечкин легкомысленно.
— Сейчас это опасно, — ответила она.
— Ну, да, ну, да, — поспешно согласился Кукушечкин, — дзюдо — серьезный спорт.
— При чем здесь спорт. У меня муж — метр девяносто два.
— Тоже спортсмен?
— Одного спортсмена на семью хватит. Он у меня малым бизнесом занимается.
— Рад тебя видеть, Даша. Можно до тебя дотронуться? — спросил Дрема, пряча на всякий случай руки за спину.
— Дотронься, Дремушка, дотронься, — разрешила она, смутив его улыбкой из далекого детства.
Все в ней изменилось, кроме этой улыбки.
Плечо было мягкое, теплое. Статическое электричество, накопившееся в шерстяной кофточке, щелкнув, маленькой молнией укололо подушечку среднего пальца.
— Опасная примета, Георгий Иванович, — сказал Дрема, отдернув руку, — если все подряд будут прикасаться к человеку — всю удачу уведут.
— Не уведут, — утешил его и Дашу Кукушечкин, — олимпийский чемпион — звание на всю жизнь.
— Ах ты, гордость наша всемирная, красавица наша, умница! — с треском распахнув дверь запретной комнаты, выкатил Сундукевич комплимент, большой и круглый, как снежный ком. — Дай, я тебя, родная, поцелую по-стариковски. Идем со мной, Дашенька, ну их. Ах, какой я из тебя шедевр сделаю, какой шедевр! Медали принесла? Напрасно, милая, напрасно. Надо было принести. Ну, ничего, ты и без медалей хороша, золотая наша. Поздравляю тебя с новосельем. Читал — город тебе квартиру подарил?
— Ой, уж и подарил. Трехкомнатную дали, а двухкомнатную забрали. Больше шума.
— Марк, сними нас с Дашей на память, — попросил Кукушечкин. — Дашенька, это правда, что Вы задержали матерого преступника?
— Ой, уж, господи, матерого! — фыркнула она, смутившись. — Хиляк. Говорить не о чем.
— Потом, потом наговоритесь, — остановил расспросы Сундукевич, увлекая олимпийскую чемпионку в свой закуток.
— Заказали? — спросил Кукушечкин, усаживаясь за столик под знакомым плакатом, призывающим советских людей освоить целинные и залежные земли. — Мужики, давайте договоримся, ни слова о женщинах. Хорошо, Марк?