Юрий Нестеренко
Место
Евгений Дракин ехал домой на одиннадцатом номере.
В советские времена, которых он не то чтобы совсем не застал, но не помнил, подобное выражение было эвфемизмом, означающим, что человек идет пешком — очевидно, по причине сходства между парой ног и двумя единицами. Но к Евгению это не относилось — он действительно ехал на трамвае номер 11, возможно, самом последнем в этот майский день. Засидись Дракин в институте еще минут на десять — и ему, глядишь, и впрямь пришлось бы топать пешком по ночной Москве.
Евгению — в свои двадцать два он предпочитал, чтобы его называли полным именем, со школьных лет недолюбливая панибратского «Женю» и уж тем более «Женьку» — нравилось засиживаться на кафедре допоздна. Дело было не в «производственной необходимости» — в основе будущей кандидатской диссертации молодого астрофизика лежали, уж конечно, вовсе не непосредственные наблюдения за грязным московским небом из институтского окна — а просто в эти часы, когда все расходились, включая даже вечерников, и огромное здание пустело и затихало, работалось особенно хорошо. К этой манере аспиранта Дракина все уже привыкли, начиная от дремавших в своей будке вахтеров, которых он регулярно будил, отдавая на выходе ключи, и кончая его собственными родителями, которые уже больше не настаивали, чтобы он звонил, если задерживается. Дома, по мнению Евгения, условий для работы не было совершенно: хотя его личный компьютер мог не хуже институтского обсчитывать математические модели, составлявшие суть его диссертации, Евгению приходилось делить комнату с младшим братом-школьником, который вечерами регулярно рубился в свои дурацкие видеоигры, а ночью ему, видите ли, мешали спать свет и шум вентилятора работающего компьютера.
Несколько раз Евгений даже просиживал в институте всю ночь — но даже самому увлеченному человеку спать когда-то надо, и делать это лучше все-таки дома, а не в кресле на кафедре. Так что Дракин был рад, что вовремя спохватился и все же успел на трамвай. В салоне практически никого не было, если не считать толстого мужика, клевавшего носом на переднем сиденье. Евгений устроился на одноместном сиденье у окна в хвосте салона; приятная расслабленность после долгого и с пользой проведенного дня овладела им, и он сам не заметил, как тоже задремал.
Трудно сказать, что его разбудило. Возможно, слишком резкий толчок на стыке рельсов, или же просто пробившееся даже сквозь сон опасение, что он может проехать свою остановку. Евгений вскинулся и сонным взглядом посмотрел в окно. За окном была совершенная тьма, без единого огонька; напрягая зрение, Евгений все же различил в этой тьме черные силуэты деревьев, сплошной стеной подступивших к путям. Казалось, что они безмолвно тянут свои ветки к трамваю, словно силясь схватить его; что-то вроде бы даже царапнуло по стеклу с противоположной стороны. Дракин повернул голову направо. Там тоже были сплошные деревья и никаких признаков города.
Измайловский парк, привычно сообразил Евгений. Маршрут одиннадцатого трамвая как раз проходит по его северной окраине. Значит, ехать еще минут пятнадцать. С этой мыслью он снова заснул.
Его второе пробуждение было менее комфортным. Ныла шея, как это бывает, когда долго спишь в сидячем положении, уронив голову на грудь. Дракин машинально помассировал ее, глядя в окно. Там по-прежнему проносились во тьме черные деревья… проносились как-то слишком быстро. Все еще Измайловский парк? Нет, не может быть — длина лесного участка маршрута лишь немногим больше километра, давно должны были проехать, тем более на такой скорости… куда он, кстати, так несется? Евгений ездил на трамваях всю жизнь, но не мог припомнить, чтобы этот тяжеловесный транспорт развивал такую прыть. Вагон трясло и раскачивало — если на такой скорости вылететь на поворот, пожалуй, и опрокинуться недолго!
Тут Дракин проснулся окончательно и сообразил, что непомерная скорость и не собирающийся кончаться лес — это не единственные его проблемы. Он понял, почему, несмотря на темноту снаружи, все же достаточно ясно различает мчащиеся мимо окон деревья.
Вовсе не потому, что их подсвечивали трамвайные окна. А как раз наоборот — потому что темно было и внутри. И двигатель… Евгений понял, что не слышит звука электромотора. Только стук колес на стыках, скрипы раскачивающегося вагона и… кажется, какой-то шорох снизу. Трава? Трамвайные пути заросли высокой травой? Да ну, бред…
А что в происходящем не бред? Трамвай, несущийся неведомо куда по ночному лесу с выключенными мотором и освещением — не бред?
Евгений посмотрел на часы, пытаясь понять, сколько времени это все продолжается, но не смог различить стрелок. Давно надо было купить с подсветкой… Темный салон, насколько мог разглядеть Дракин, теперь уже был совершенно пуст. Толстяк, должно быть, сошел на своей остановке — еще до того, как все это началось… или?