Затем все стихло так же внезапно, как и началось. Евгений недоверчиво вслушивался в ночную тишину, боясь пошевелиться.
«Трус, — сказал он себе наконец. — Наверняка это всего-навсего какая-нибудь местная птица. Охотящийся хищник не станет так голосить, распугивая добычу…»
Но, несмотря на это разумное соображение, когда он все-таки распрямился, то понял, что его коленки дрожат. Он чувствовал, что охотящиеся хищники — это еще не самое страшное, что можно встретить в ночном лесу. Во всяком случае, в этом лесу. И что идти вперед ему совсем-совсем не хочется.
Впрочем, идти назад и снова встречаться с тем… деревом ему хотелось ничуть не больше.
Все же он заставил себя двинуться в прежнем направлении, стараясь производить еще меньше шороха и периодически отцепляя от штанов колючки. «Скоро рассветет, — убеждал он себя. — Растениям необходим свет для фотосинтеза. На деревьях есть листья, значит, солнце здесь все-таки бывает. Ночь вот-вот кончится…»
Вместо этого кончились рельсы.
Место было ничем не примечательным — никаких признаков станции, другой дороги или иных искусственных сооружений. Но рельсы здесь попросту уходили в землю, и все. Трава и кусты окончательно смыкались над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально в трех метрах, сплошною стеной высился лес — такой же черный и непроглядный, как и по бокам.
«Приехали», — мрачно сказал себе Евгений. Он снова включил мобильник и присел над тем местом, где кончались пути, надеясь разглядеть хоть что-нибудь полезное. Но аппаратик пикнул и погас, окончательно исчерпав свой аккумулятор.
Ничего не оставалось, кроме как развернуться и брести назад сквозь все ту же ночную жуть. В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек чувствует себя не слишком уютно — что уж говорить про этот, находящийся неведомо где и населенный неведомо кем… Вместе с тем, если прежде страх, хотя и колол изнутри живот холодными льдинками, в то же время насыщал кровь адреналином и гнал Евгения вперед, то теперь на юношу навалилось иное чувство — вязкого, бесконечного кошмара, свинцовой безнадежности, какая обычно бывает только в тяжелом, мутном, нецветном сне. Ему казалось, что он так и будет шагать и шагать во тьме по этим призрачным рельсам и никогда не выйдет не то что в нормальный мир, но даже к трамваям. Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно, как и в ту, оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней ночной чащи… А может, не будет и этого, просто рельсы так и будут тянуться в бесконечность, и он будет идти, пока не свалится от усталости, жажды и голода. Кстати, эти чувства и впрямь уже давали о себе знать. Сколько он уже отшагал, сперва туда, потом обратно? Ему казалось, что он давно уже должен был выйти к тому кошмарному дереву на путях; теперь он уже одновременно боялся и хотел этого. Вновь лишившись источника света, он опять не мог разглядеть стрелки на своих часах. Да и идут ли они, или снова встали? Он поднес часы к уху. Нет, кажется, тикают…
Потом он увидел то самое дерево. Вроде бы он долго готовил себя к этой встрече, и все же оно выступило из темноты внезапно. Евгений вздрогнул, различив во мраке раскоряченный силуэт. У него даже мелькнула мысль, что это, возможно, другое дерево, хотя другого похожего на этих путях не было — но кто и за что мог поручиться в этом мире?
Повинуясь почти непреодолимому импульсу, он сошел с путей направо и побрел через высокую траву вдоль самой кромки леса, избегая встречаться взглядом с деревянными глазами. Когда, по его расчетам, дерево должно было уже остаться позади, он посмотрел налево, намереваясь вернуться на пути.
Дерево было там. И, конечно же, оно было то самое — Евгений отчетливо различил ветку с отломанным «пальцем». И она указывала прямо на него — изувеченная рука, вытянутая не то в угрожающем, не то в предостерегающем жесте.
«Подойду и отломаю всю эту ветку к черту!» — подумал Дракин с внезапной злостью, и даже сделал шаг в соответствующем направлении, но затем остановился. Его ноги словно вросли в землю. Ему снова представились капля, стекающая из деревянной глазницы, и почти болезненное ощущение буравящего спину взгляда.
«Ну его к дьяволу. Пускай стоит».
К дьяволу, да.
Впрочем, если дьявол и имел отношение ко всему происходящему, то явно не христианский. Судя по участи пассажиров того трамвая, которым не помогли кресты и молитвы…
Евгений невольно ускорил шаг, несмотря на то, что ноги уже начали ныть от усталости, а колючки то и дело цеплялись за штаны. Наконец он снова вернулся на пути; разум говорил, что на сей раз он ушел от того места действительно далеко, но иррациональное чувство внушало, что, если он отважится обернуться, то дерево окажется прямо за его плечом. «Да что за бред!» — зло сказал себе Дракин, чуть ли не силой заставляя повернуть голову. Сердце вновь пустилось в галоп, а в животе разверзлась неприятная пустота…