Идти пришлось довольно долго, но Евгений уже не глазел по сторонам, даже не пытался запомнить дорогу. Его мозг был слишком перегружен впечатлениями, а тело слишком устало. Даже страх уже не мог развеять накатившее на него эмоциональное отупение; он как-то в один миг передоверил свою безопасность девушке и ее жуткому спутнику — теперь Антон воспринимался уже не как угроза, а как защитник — и просто механически переставлял ноги, глядя на мелькающие впереди пятки Алисы, словно олененок — на белое пятно под хвостом матери. Он лишь понимал, что вокруг тянется все тот же бесконечный лес. И еще, кажется, стало светлее — но ненамного.
— Здесь солнце когда-нибудь бывает? — буркнул Дракин.
— Нет, — ответила Алиса, не оборачиваясь.
— И почему меня это не удивля…
— Тихо! — вдруг перебила его девушка, замирая на месте и делая предостерегающий знак рукой. Евгений остановился так резко, что чуть не упал. Антон тоже застыл, как вкопанный, даже не опустив поднятую лапу и навострив уши (или ноздри?) куда-то вправо. Кажется, именно он был инициатором тревоги. Поглядев на могучую спину пса, Дракин заметил, что тот поджимает хвост. При мысли о том, что могло напугать этакую зверюгу, с которой, вероятно, предпочел бы не связываться и медведь, юноше вновь стало нехорошо. Он судорожно стиснул свое «копье», чувствуя в то же время, какое это жалкое и смешное оружие против… Против кого или чего? Спросить он, конечно, не осмелился и лишь напряженно вслушивался в таинственные звуки леса.
На сей раз не было ни воя, ни леденящего хохота. Только какие-то шорохи и потрескивания, доносившиеся до слуха и раньше; Евгений уже давно не обращал на них внимания. По-видимому, не они были сигналом опасности. И все-таки Дракин понимал — достаточно было взглянуть на поджатый хвост и вздыбленную шерсть на толстом загривке Антона — оно там, за деревьями. И оно движется. То, что оно двигалось беззвучно, не делало его менее страшным. Отнюдь, отнюдь не делало.
А затем он почувствовал. Дракин всегда считал телепатию шарлатанством и не верил, что можно на расстоянии ощутить чужие эмоции, если, конечно, не видишь и не слышишь того, кто их испытывает. Но тут… из-за деревьев внезапно, словно волна удушливого, тошнотворного смрада от огромной разлагающейся туши, накатило ощущение дикой, ни с чем не сравнимой злобы и ненависти. Ненависти, которую ничто не может утолить или хотя бы приглушить. Ничто, даже мучительная смерть врага. Многих врагов. Ибо источник этой ненависти — в ней самой…
В какой-то момент это ощущение стало совершенно нестерпимым. Евгению хотелось броситься на землю, сжаться в тугой комок и… и что? Спасаясь от мерзкого звука, можно заткнуть уши, от вони — задержать дыхание, но что делать с невыносимой волной чужой злобы, затопившей мозг?!
Но тут это жуткое чувство пошло на убыль. Еще несколько секунд — и Евгения отпустило. Он почувствовал боль в стиснутых челюстях и боль в левой ладони, куда вонзились ногти. Антон тем временем встряхнулся и спокойно потрусил дальше. Очевидно, опасность миновала.
— Что… это было? — хрипло спросил Евгений.
— Не знаю, — спокойно ответила Алиса. — Я никогда не видела.
«Угу, — подумал Дракин. — Кто видел это вблизи, тот уже ничего не расскажет…»
— И часто здесь такое? — спросил он вслух.
— Бывает.
«И все равно она не хочет возвращаться, — удивился Дракин. — Впрочем, если знать правила игры… Вот сейчас же оно нас не тронуло…»
В нем вновь проснулся ученый, для которого желание найти рациональное объяснение происходящему важнее непосредственной опасности. Евгений никак не мог поверить, что и в самом деле почувствовал чужие эмоции. Может, это было просто самовнушение. Увидел, что пес чего-то испугался, а остальное достроило собственное воображение… Нет, вряд ли он мог вообразить такое. К тому же Алиса тоже почувствовала… Может, ультразвук? Или инфра — что там сильнее воздействует на психику… Или какая-нибудь химия. Феромоны там… психоделики… Вот, кстати, мысль — что, если в здешнем воздухе распылены какие-нибудь галлюциногены? И бо́льшая часть того, что он здесь видит — просто безобидные глюки. Вот было бы здорово… Никакого опыта по этой части у Дракина не было — наркотики, включая алкоголь, он отвергал принципиально — но о «бэд трипах» наркоманов читать доводилось. Конечно, лучше всего было бы, чтобы подобным «трипом» оказалось и все это место… прийти в себя на какой-нибудь квартире с хохочущими приятелями — «что, здорово забрало?» Но нет, не было у него приятелей, способных выкинуть подобную шутку, и по сомнительным вечеринкам он не шлялся. Он просидел на кафедре весь день, и это точно была никакая не иллюзия. Он может вспомнить в деталях, чем занимался… формулы, которыми пользовался… Не то что галлюцинации, а даже обычные сны более сумбурны.