Поразмыслив, Дракин понял, что зря надеялся найти что-то более ценное. Очевидно, он далеко не первый, кто роется в этой груде. Все, что не успели или не смогли использовать сами хозяева, забрали пришедшие сюда следом. И это касается не только спичек, бумага им тоже на что-то сгодилась, неважно, исписанная или нет. В качестве туалетной, что ли? Листки из записной книжки для этого мелковаты — хотя, наверное, можно наловчиться, если альтернатива — подтираться лопухом. И еще неизвестно, какие здешние «лопухи» можно для этой цели использовать, не рискуя, в самом буквальном смысле, собственной задницей. Или еще вариант — на самокрутки… может быть, курильщики находят здесь себе какую-то замену табаку. В любом случае, если кто и оставлял после себя записи, дальнейшая судьба этих сокровищ знания была печальной.
И ни гипотетическим исследователям, ни равнодушным вандалам ничего не помогло. От всех осталась только вот эта куча грязных рваных шмоток.
А может, все не так трагично? Может, эти вещи просто выбросили потому, что они износились? Но почему их оставляли в доме? В надежде использовать ткань, сшить из рванья что-то новое? Не заметно, чтобы такие попытки делались…
Какие еще можно сделать выводы? Совсем нет зимней одежды. Вероятно, исчезновения всегда происходят летом. Нижнего белья тоже нет — ну это понятно, чужими трусами все брезгуют и не хранят их… Обуви обнаружилось всего две пары — детские сандалики и кроссовки 45-го размера, плюс непарная женская туфля со сломанным каблуком. Кроссовки Евгений осмотрел внимательней — хотя они тоже были грязными и поношенными, вид у них был вполне современный. Ага, made in China — ну кто бы сомневался… нет, это не советское наследие, этот большеногий парень попал сюда недавно… и где он теперь? Так или иначе, когда развалятся сандалии, его обувью можно будет воспользоваться. Алисе она слишком велика, а для Евгения лишь на пару размеров больше, чем надо. Правда, сколько прослужит эта китайщина, тоже большой вопрос…
Я не собираюсь тут застревать, сказал себе Дракин. Упрошу Алису, чтобы сегодня же… нет, уже, наверное, поздно… завтра же с утра проводила меня к рельсам, и пойду туда, откуда приехал…
Ага. Можно подумать, что все, от кого осталось это барахло, не пытались проделать то же самое.
Давно уже растущий дискомфорт внизу живота оторвал Евгения от мрачных размышлений и заставил его вновь выбраться наружу, мысленно сетуя на несовершенство человеческого организма, способного страдать от жажды и прямо противоположной потребности одновременно. Никаких «удобств» ни внутри помещения, ни даже «во дворе» предусмотрено не было. Самым разумным было бы, видимо, мочиться прямо посреди поляны, где ни одна тварь не подберется незамеченной, но рефлекс цивилизованного человека погнал Дракина к ближайшим деревьям.
Ему повезло — никакое порождение леса не попыталось напасть на него в столь неподходящий момент. Правда, когда Евгений уже застегивался, у него заело молнию на джинсах, и он, чертыхаясь, провозился с ней несколько минут. Затем все же совладал с ширинкой и направился к хижине.
Кем-кем, а следопытом в своей предыдущей жизни Дракин точно не был. Поэтому не обратил никакого внимания на примятую перед входом траву и, уже почти привычным жестом отдернув кожу рогатого, полез внутрь.
И тут же оторопело застыл в раскоряченной позе — одна нога внутри, другая снаружи. Алиса была уже там, она сидела на земляном полу, опустив голову, и увлеченно ковырялась перочинным ножом в обезглавленном теле ребенка лет четырех. Антон сидел рядом, преданно глядя на хозяйку в ожидании своей доли. Дракина он, бесспорно, учуял, но никак не прореагировал, очевидно, уже числя «своим».
Евгений издал какой-то хриплый горловой звук. Алиса спокойно подняла на него взгляд. Ее губы и подбородок были перемазаны свежей кровью.