Грибовцев понимает, что медлить с отправкой экспедиции больше нельзя. В путь отправляется только один локомобиль с командой из четырех человек — Грибовцев не уверен в физическом и психическом состоянии большинства остальных, к тому же кого-то надежного надо оставить на базе. Как ни удивительно, с машиной удается поддерживать радиосвязь, хотя физики и сомневались, что в «Особой зоне 1» распространяются хоть какие-то радиосигналы. Связь, правда, плохая, голос Могутина (командира группы) часто прерывается или звучит искаженно. Грибовцев надеется, что Стены с другой стороны — если она существует — на машине удастся достичь до конца дня (хотя и непонятно, что ему это даст), но вскоре после места, где рельсы уходят в землю, заросли становятся все гуще и непроходимее, людям то и дело приходится останавливать машину и валить деревья (у них с собой бензопила, но количество бензина тоже не бесконечно). За первые три дня удается продвинуться лишь на считанные километры. Группа пытается искать объездные пути, но упирается то в болота, то в буреломы (хотя откуда буреломы в мире, где нет даже слабого ветра?), к тому же компас по-прежнему бесполезен — как, впрочем, и остальные приборы… Никто уже не поручится, в каком направлении едет машина, в чаще слышны шорохи и стоны, неведомые твари движутся за постоянно останавливающимся локомобилем, как акулы за чумным кораблем, подбираясь все ближе… Голос Могутина во время сеансов связи искажается все сильнее, и наконец Грибовцев понимает, что виной тому — вовсе не качество сигнала. Во время последнего сеанса этот голос переходит в утробный рык, затем в наушниках раздаются истошные вопли, и связь обрывается — навсегда. «Это страшные слова, но я надеюсь, что они не вернутся…»
Они вернулись. Даже несмотря на то, что им пришлось где-то бросить локомобиль (возможно, потому, что они уже были не в состоянии им управлять). Двоих из них еще можно было узнать. Еще двух — только по ремешку часов у одного и парадоксальным образом уцелевшим очкам на носу у другого. Уцелели они, кажется, потому, что вросли в глазницы. В бинокль видно, что одно стекло разбито, и осколок торчит в глазу, но тот, кто некогда был Вайсбергом, не обращает на это внимания. Остатки человеческой плоти еще висят поверх его новой кожи.
А за ними идут… другие. Вряд ли как сознательные союзники. Скорее как все те же акулы или шакалы, ожидающие поживы на месте битвы.
На это Грибовцев не рассчитывал. Накануне ночью он вместе с Шевцовым, которому еще мог доверять, тайно выволок в лес и закопал ящик с большей частью оставшегося оружия. Это не безумие — он опасается побоища внутри дома. Теперь у них лишь два ствола. Колючая проволока задерживает пришельцев лишь ненадолго. Впрочем, половина окон уже заколочена. Пока одни спешно заколачивают остальные, двое стреляют через оставшиеся просветы по бывшим товарищам. Убить их оказывается несложно, за исключением Могутина, демонстрирующего чудеса живучести. Прочие твари нехотя отступают, но бродят за деревьями. Ночью они утаскивают и, вероятно, сжирают трупы — кроме одного, лежавшего слишком близко к дому. Впрочем, Шевцов клянется, что слышал, как кто-то скребется на крыльце. Он подозревает, что Могутин все еще жив. Выйти проверить никто не решается.
Второй день в осаде. Вместо туалета используют опустевшие емкости. Кто-то справляет нужду в еще не пустую бочку с питьевой водой. Грибовцев (и не только он) убежден, что это не по ошибке…
Наконец твари снаружи, по всей видимости, разбредаются, наскучив ожиданием. Но внутри «хорошо» уже и без них…
Последняя страница журнала:
«Они ломятся в дверь. Видимо, из людей уже никого не осталось. У меня еще 5 пуль, буду стрелять».
Пустая строка, затем:
«Кажется, мне удалось застрелить последних. Уже два часа совершенно тихо. Впрочем, это уже ничего не меняет. Когда ЭТО произойдет со мной — лишь вопрос времени.
Шевцов, когда мы виделись в последний раз, говорил, что надо поджечь дом, чтобы уничтожить заразу. Какая глупость! И даже не потому, что наш дом — это капля в море, точнее, в лесу; даже если огонь перекинется на него, весь он точно не выгорит. Просто на самом деле нет никакой заразы. Это не инфекция, не радиация, даже не болезнь в медицинском смысле. Это… это то, что внутри нас.