Ляжка не ответил, а только покраснел. Зимин развил успех.
– Я знаю, тебе ведь Рулетова нравится, – сказал Зимин. – Тебе нравится Большая Рулетова – девушка, выращенная на гречишных блинах с салом. О, Рулетова! Когда Рулетова ложится в ванну, туда входит лишь кружка воды. А если вы вместе залезете в ванну, то пол провалится, и вы рухнете вниз, на профессора Колумбарова…
– Заткнись, – сказал Ляжка.
– Да ты просто тащишься от Рулетовой, ты ее боготворишь! Я думаю, у тебя дома даже есть идол Рулетовой…
Ляжка сжал кулаки и подступил к Зимину.
– О! – восхитился Зимин. – Рыцарь желает защитить даму сердца! Рулетова это бы оценила! Она обвила бы тебя своими…
– Мне не нравится Большая Рулетова! – завопил Ляжка. – Я не люблю Рулетову! Ты, дистрофан поганый!
И Ляжка кинулся на Зимина. Весовые категории были разные, и Зимин предпочел для начала измотать противника бегом. Он рванул вдоль камней, и через триста метров Ляжка выдохся. Тогда Зимин вернулся и продолжил:
– Я, конечно, понимаю, подобное тянется к подобному…
Но в этот раз Ляжка не ответил – из-за усталости, а может, с ним просто приключился приступ благоразумия. Он сказал:
– Что мы дальше-то делать будем? Надо отсюда сваливать. Этот сказал, тут какие-то мертвяки…
– Мертвяки – это худо, – поправил Зимин. – Они могут искажать пространство…
– А Белоснежки тут нет случайно?
– Идем к камням, там будет тебе и Белоснежка. И семь гномов с отбойными молотками.
Они двинулись к камням, Зимин первым, Ляжка за ним. Зимин думал, нет ли у Ляжки случайно ножика, такой может запросто с ножиком ходить. Еще полоснет поперек горла. Или воткнет в спину с несовместимыми с жизнью последствиями.
Ляжка измучился и, чтобы развеять тяжелые мысли, думал о приятном. Камни оказались похожи на пемзу, и Ляжка прикидывал, сколько брусков для стачивания ножных мозолей можно выточить из этих скал и как их можно продать в Японию – там любят такие штуки – и сделать бабки, чтобы потом жить долго и счастливо. Ляжка представлял Японию, рис, самураев, борцов сумо, и невольно в мыслях Ляжки возникала Большая Рулетова, хотя он и на самом деле ее терпеть не мог.
Камни были полезные, только вот перемещаться по ним оказалось тяжело. Зимин прыгал по пористым валунам и уже ощущал сильную жажду и даже голод. Они уходили от пустыни, и чем дальше было от песка, тем становилось прохладнее. Кое-где между камней блестели мелкие лужицы и торчали морщинистые сталактиты.
Ляжка тоже проголодался и от душевной скученности и для того, чтобы поднять себе настроение, принялся поносить КА82:
– Тоже мне собака Баскервилей, – бранился Ляжка. – Щенок сопливый! Харя электрическая! Почеши мне спинку, я устал без ласки! Ножку подвернул, лажак беспросветный! Живодеров тут явно не хватает…
Зимин попытался было с ним заговорить, но Ляжка не реагировал на голос разума и продолжал ругаться. Видимо, это доставляло ему независимое удовольствие и не нужен был слушатель.
– Я таких топил в детстве! Имя ему подавай, тоже мне, швейная машинка ходячая! Я, может, тоже грущу о чем-то! А мне все равно все по морде. В пятачину все подряд…
Впрочем, скоро Ляжке надоело ругаться, и он замолчал, только натужно пыхтел.
И скоро камни кончились совсем. Причем кончились как-то сразу – вот камни, камни, камни, прыгать по ним тяжело – и раз, пошел лесок, кусты, запахло водой и зеленью, идти тоже тяжело, но приятно. Зимин ускорился. Он окунулся в заросли, кажется, орешника, но через минуту орешник тоже кончился, и Зимин выскочил к роднику.
Ляжка, стеная, продирался за ним.
Родник был выполнен в виде головы дракона, вода вытекала прямо из языкастой пасти и падала в чашу, сильно напоминавшую череп. Вокруг валялись вросшие в мох обломки статуй воинов и красавиц с серьезными лицами и длинными волосами. Больше всего это напоминало парк Дрезденской галереи после американской бомбежки, там тоже были статуи, Зимин видел по телеку.
– Страна Мечты похожа на старую помойку, – сказал Ляжка. – Этого и следовало ожидать.
– Ладно, – ответил Зимин. – Посмотрим…
Зимин повертел головой и обнаружил, что весь обозримый мрачный сосняк завален подобной архитектурой, и выглядит это зловеще и древнегречески. Кладбище памятников.
– Мне тут не нравится, – сказал Ляжка. – Тут тревожно…
– Тебе нигде не нравится. Если только в этом месте нет Рулетовой…
– Урод ты, – Ляжка плюнул. – Урод по жизни…
Зимин присел на чью-то мощную античную ногу, наклонился к чаше и, подавив в себе человеческую гордость, стал лакать.
– Тебе идет, – заметил Ляжка и встал в очередь к воде.
Вода была холодная и вкусная, похожая на дорогую грузинскую минералку, от которой можно прожить сто лет. Зимин пил и пил, пил до тех пор, пока сверху ему в шею не уперлось что-то острое.