С Фостером у него ещё будет отдельный разговор о способности командовать людьми и отдельный вопрос по поводу трупа на пороге шерифского офиса, черт его дери.
— Немедленно посадить всех бандитов за решетку и направить остаток сил на то, чтобы потушить город и помочь раненным, а не устраивать здесь балаган! Ты понял, Стэнтон?! Иначе я сам сейчас пристрелю тебя, как нарушителя порядка и зачинщика бунта, если все не разойдутся! Всем все ясно?! Выполнять!
Видя, как в глазах горожан дрогнула уверенность и как сильно повлияли на них слова мэра, Джеймс опустил револьвер. Оставалось только привести в движение толпу, что Фостер и сделал:
— Вы слышали мэра?! За работу!
Комментарий к Chapter 15. Dead Man’s Road.
*Холлидей - Док Холлидей (14 августа 1851-8 ноября 1887) американский зубной врач, азартный игрок, один из наиболее известных ганфайтеров Дикого Запада.
*Жеребенок Уитнивилла - первые надежные модели кольт Драгун, получившие свое прозвище от города, где они были изготовлены. Данная модель предназначалась для вооружения кавалерии армии США. Бригада охотников за скальпами (скальпхантеры) отдавала предпочтение паре так называемых «жеребят Уитнивилла» (названые так за сильную отдачу).
*Тумстоунский конекрад - прозвище Уайатта Эрпа (19 марта 1848 — 13 января 1929), начавшего с конокрадства и ставшего в итоге маршалом во времена освоения Дикого Запада.
========== Chapter 16. It’s been a too long time with no peace of mind. I’m ready for the times to get better. ==========
Кейптаун приходил в себя медленно. Пасмурное утро вместе с тяжестью минувших событий навевало глухую тоску в каждом доме. Боль от потерь таилась в стенах, изредка проскальзывая приглушенными всхлипами наружу. В окнах вторую ночь горели свечи. То тут, то там у крыльца появлялись сколоченные наспех деревянные гробы.
Всех похоронить до сих пор не удалось, но оставшиеся в живых мужчины старались помочь соседям как могли.
Тяжелые капли сорвались с неба, поднимая маленькие облачка пыли с высушенной земли. Где-то вдалеке прокатился раскатистый гром, а черная полоса, повинуясь потоку ветра, поползла от изрезанной линии скалистых гор в долину. Шелест ветра на мгновение усилился и тут же стих.
Жители Кейптауна ждали этот дождь. Он должен был смыть следы засохшей крови на деревянных ступенях, на стенах пробитых пулями зданий.
Пострадавшие от огня дома удалось вовремя затушить. Но восстанавливать выгоревшие стены из-за Говарда Орлсона и его банды в данный момент было, по сути, некому, разве что ослабшим от пережитого женщинам, не занятым выхаживанием раненных.
Покрытая копотью вывеска салуна, поскрипывая, заколыхалась на ветру. Потушенная два дня назад обитель мужчин, шлюх, выпивки и денег мрачно высилась угольно-черными пиками балок и тоже ждала манны небесной. Крыша и балкон салуна полностью обрушились, похоронив под собой убитых, которых до сих пор не вытащили. Вместо людей ими занялись собаки и крысы.
Внезапно раздавшийся звон колокола заставил горожан вздрогнуть и замереть. Хромающая старушка перекрестилась и, опустив голову, засеменила чуть быстрее по протоптанной дороге к Божьему дому.
Вереница людей, тянущаяся вверх точно обессиленная лошадь, безразлично приняла ее в свои ряды полнящиеся хмурыми, злыми, уставшими лицами. С опущенными плечами и сгорбленными спинами, в потрепанных одеждах, жители города собирались со всех уголков и молча приветствовали друг друга. Женщины же, в отличие от закостеневших и словно высохших мужчин, не выдерживая горя, обнимались, срываясь в короткий плач под наступающие раскаты грома.
Это было воскресное утро и начинать его следовало с молитвы. Никто не хотел пропустить службу, надеясь получить хоть какое-то душевное утешение.
Город тихо вздыхал, вновь погружаясь в непонятно-пугающую тишину перед клубящейся рядом грозой. Горожане слушали священника, время от времени раздавались тихие рыдания. Двери церкви то приоткрывались, то закрывались.
— … Дети мои, и говорил Господь: ещё немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить…
Утренний холод пробирался в щели деревянной постройки. Зажженные свечи подрагивали от сквозняка, но не гасли.
Лесли Бун, сидящий рядом с матерью, поджимал губы и смотрел на свои затертые ботинки. С лесопилки он вернулся другим. Сильно повзрослевшим и молчаливым. Желание «стать как дядя Морган», после блуждания среди трупов под натужный скрип циркулярной пилы, кануло в лету. Теперь Лесли намеревался уговорить старика Гамильтона взять его себе в помощники и учить врачеванию. Уговаривать и уговаривать до тех пор, пока старый клещ не согласится. Даже за скромные детские накопления на ножик, за готовку, уборку и все прочее.
Его сводная сестра, сидящая по другую сторону от Амелии Бун, не переставала тихо плакать, как и многие девочки, потерявшие отцов. А воскресная месса продолжалась…
Разыгравшаяся над Кейптауном гроза, ударила над церковью яростным громом. На мгновение слабым духом женщинам он показался очередным взрывом, но свиста пуль и криков налетчиков не последовало. Ахи и вздохи подкрепились попытками вскочить и спрятаться. Старики зло шикнули на взбудораженных женщин и посмотрели бесцветными глазами на алтарь.
«- Да сядь ты…», «- Успокойся….», «- Тш!» раздавалось то тут, то там. Люди подрагивали, вслушивались в слова священника и в гром.
— Всех нас помилуй и дай нам участие в вечной жизни вместе с Пресвятой Богородицей Девой Марией, со святыми, блаженными, апостолами…
— Аминь!
— Аминь….
— Аминь….
Бьющий по стенам дождь смывал кровь, лужи сливались друг с другом, ручьи текли по улицам города в низины, унося остатки пороха и шелуху сгоревших досок. Один из разрушенных огнем домов дрогнул под ветром и несколько балок обвалилось. Древесина наполнялась водой.
Перепуганные лошади на ранчо Хемпсов забегали на небольшом огороженном пастбище, но вскоре затихли и прижались друг к другу, подставляя спины зачастившим каплям.
Осиротевшее ранчо под проливным дождем казалось умершим. Застреленный конюх Двейнс, как отец Рут и ее муж покоился в земле.
Эрла не удавалось вытащить из комнаты, даже под предлогом увести лошадей в стойла. Парень, казалось, потерял остатки разума: губы не переставая дрожали, лицо кривилось в страшной гримасе. Он обнимал себя руками и раскачивался из стороны в сторону, а от громких звуков заползал под кровать.
Кошка, оглохшая от разорвавшегося совсем рядом динамита, вжималась в дверь продуктовой лавки. Мрачная безжалостная тишина лишила ее возможности к существованию, но об этом она еще не знала. Как и не знала о том, что быть пойманной собакой для нее теперь вопрос времени.
Дезориентированная, потерянная, она никак не могла найти женщину, которая всегда подкармливала ее по вечерам, брала на руки и гладила, что-то приговаривая. Бессмысленное ожидание у задних дверей не приводило ни к чему. Женщина не приходила. Исчезла. Как и многие другие, оказавшиеся закопанными в молчаливой земле прямо за городом.
Стоило воскресной мессе подойти к концу, как гроза начала отступать. Но добрым знаком Сверху это никто не воспринял. Люди не чувствовали ни очищения, ни облегчения. Женщины, направившись к священнику, просили духовной помощи. Рокот слов плавно растекался по небольшому зданию, отражался от стен, касался подрагивающего пламени свечей. Мужчины молча потянулись к выходу.
Свежий воздух дунул в открывшиеся двери, смешиваясь с запахом ладана.
Фостер встал одним из последних. Руки и ноги гудели от усталости, в голове стоял неприятный штиль. С одной стороны он хотел пропустить воскресную мессу и попытаться поспать еще хотя бы пару часов, но с другой стороны сидеть дома было слишком сложно. Чувство опустошения и безысходности съедало крохи радости от того, что они смогли выжить и справиться с бандой. Бессильная злоба пожирала в родных стенах; хотелось что-то разломать, разбить, но и это не помогло бы. Джеймс просто не мог находиться в собственном доме, когда требовалось действовать.