Бледные, водянистые радужки Элизабет задержались на лице Карли, будто хотела убедиться, что та получила сообщение. Карли кивнула, что-то теплое расцвело в ее груди и угрожало политься из ее глаз.
― А теперь, ― сказала Элизабет, сцепив руки вместе, покончив с этой темой, ― возможно, ты сможешь донести ради меня поднос до кухни.
Карли сделала более того: загрузила посудомоечную машину, завернула четыре маленьких кекса, которые они не съели, вернула вещи на полки. Карли ожидала, что Элизабет начнет жаловаться на ее помощь, но вместо этого та облокотилась на свою клюшку и раздавала указания, ее спина все еще была прямой, но хромота проявлялась сильнее. Она засунула остатки в руку Карли, когда та уходила.
― Я должна следить за своим весом с этим бедром, ― сказала ей Элизабет.
― Сильно болит?
Элизабет издала насмешливый звук.
― Доктор увеличил количество моих лекарств, но я отказываюсь принимать их, пока могу.
Открыв дверь, Карли повернулась.
― Дайте мне знать, если я могу что-то сделать.
Отказ на лице Элизабет заставил ее поспешно добавить:
― Ну, знаете, сходить за покупками, если возникнет необходимость. Я езжу каждый день.
Ее лицо смягчилось.
― Это очень мило с твоей стороны.
― Спасибо вам за полуденный чай. Мне действительно понравилось.
― И мне.
― Берегите себя, Элизабет, ― сказала Карли, разрываясь между тем, чтобы обнять ее и удрать прежде, чем ей прочтут нотацию.
― Ты тоже, моя дорогая.
Она потянулась к руке Карли и решительно пожала, прежде чем зайти внутрь.
Карли минуту постояла снаружи квартиры Элизабет, в горле застрял ком. Она пошла по коридору и вверх по лестнице, а запах духов-пудры Элизабет казалось к ней приклеился, ощущение костлявой руки на ее руке не проходило, будто сама женщина ее и не отпускала.
Она зашла в свою квартиру, проверила замок и цепочку, вспомнила о разговорах о жизни, которые состоялись у нее с матерью и о крайнем нетерпении в словах Мэрилин: Почему ты не можешь быть благодарна, что не умерла? Время подумать о чем-то другом. У тебя может никогда не быть детей, пора смириться с этим.
Карли поставила маленькую посылку с кексами на кухонную столешницу и разразилась слезами. Это поразило ее. Все послеполуденное чаепитие удивило ее. Вероятно, Элизабет была такой со всеми, рассказывая всем новоприбывшим, которых могла удержать в своей квартире, о шокирующей любовной истории, о сплаве по реке и о жизни после длительного затишья. Может быть, другие члены книжного клуба слышали это сотни раз и тихо усмехались про себя, что настала очередь Карли. Но она не ощущала этого. Девшука чувствовала, что Элизабет Дженнингс посмотрела на нее и поняла. Она не спрашивала, почему Карли не использует свои таланты, не говорила, как ей стоит жить. Просто пожала ей руку, сокращая расстояние в годы и различного уровня жизненного опыта, и передала ей ощущение надежды.
Карли пошла к лофту, вытащила картонную коробку из гардероба, порылась в его содержимом, пока не нашла фотографию, которую годами хранила подальше от глаз. Взяла ее с собой на нижний этаж, осмотрелась вокруг, куда можно было бы прицепить ее, в конце концов, прижала ее магнитом к холодильнику и отступила, чтобы посмотреть.
Четыре улыбающихся лица, молодые и задорные, взъерошенные, со следами солнечных ожогов. Это было еще до появления мобильных телефонов и селфи. Кто-то из фермерской пожарной бригады щелкнул их после тренировочной сессии.
От этого вида сердце Карли громко забилось, а глаза начало жечь. Тот день был лучшим. Веселым и забавным. Было жарко, они обливались потом и стали грязными. Чертова тяжелая работа, которая наполнила Карли удовольствием и ощущением достижения, заставило ее почувствовать себя частью сообщества, позволило думать, что ей есть, что предложить взамен. Она боялась вспоминать их четверку из-за тех ощущений, что в ней пробуждались. Из-за того, как она чувствовала себя сейчас, горе и стыд наполнили ее тело. Но было еще и кое-что другое. Счастье. Память об этом. Ощущение духа того момента без мыслей о том, что последует за ним. Без того, чтобы ее сердце напомнило ей, что шесть месяцев спустя Дебс, Дженна и Адам окажутся мертвы, и Карли станет Шарлотт: одинокой, тревожной и потерянной.