Ленинграда в Омск, да что угодно могут.
И только у Огня есть Тринадцатые. Огненные Особые невозможной, какой-то нереальной силы, способные изменить ход сражения, остановить целую армию, сдвинуть линию фронта на десятки километров чуть ли не одним взмахом руки. Или что там у них? Крылья? Лапы?
Таких, по слухам, было не больше сотни на весь мир. Может, меньше. Конечно, лучшее место для дракона — особый отдел УГРО провинциальной Левантии.
— Осенька, котик, ты же пошутил?
— Не-а. Реально, дракон. Лика говорит — и документы видела, и сама чувствует.
— Чушь какая-то. Кто к нам дракона-то отправит? И зачем?
— Лика говорит, его этот Цыбин привел. Служили вместе… Так что же у нас получается?
— Ничего тогда не получается. Даже если эта тетка из оперы врет, это ничего не объясняет.В общем, я еще посмотрю, если найду что интересное — скажу.
Жар и холод
— Вы не могли бы прекратить петь? — нервно вскинулся Шорин.
— Я не пою, вам кажется.
— Мне никогда не кажется. Вы все время поете про Африку.
— Как интересно! Не знаю ни одной песни про Африку.
Арина гневно отвернулась и снова углубилась в работу.
— Ну вот опять: «Пыль-пыль-пыль-пыль от шагающих сапог». Если уж поете про свою Африку, делайте это хотя бы чуть мелодичнее.
— А ведь точно — это же про Африку. Киплинг, кажется…
— Возможно. «Отпуска нет на войне».
— А я запомнила — «Нет сражений на войне». В книге, кажется, так было.
— Мы читали разные книги. Но если вы можете не петь…
— Я постараюсь. Извините.
Арина подумала, что ведь Шорин прав — и в стихотворении была горячая африканская пыль. Но в голове у Арины эта пыль была обжигающе-холодной, песок пополам со льдом, и острой как битое стекло.
— Надеюсь, вы звали меня не концерт ваш слушать.
— Несомненно. Вот, посмотрите сюда.
Перед Ариной стояла маленькая фарфоровая плошка с углублениями, похожая на палитру. В одной из лунок этой палитры виднелась кучка чего-то, напоминающего пепел.
— И что я должен увидеть?
— Кровь нашего совсем-совсем чистого, по вашим словам, трупа.
— Да объясните же, невыносимый вы человек!
— Лучше один раз увидеть… Можно взять у вас немного крови?
— Вы только этим и занимаетесь, что кровь мне портите, — сказал раздраженно Шорин, протягивая руку.
Арина ловко проколола ему палец и выцедила каплю крови в углубление блюдца. В соседнее углубление точно так же капнула свою.
— Перед нами две капли крови, одна взята от человека с ординарным особым показателем, другая — от Особого. Добавляем реактив, — в руках у нее появилась пипетка с чем-то желтым внутри.
Шорин наблюдал, задумчиво посасывая проколотый палец.
— Вот, видите — моя кровь не дает никакой реакции. А вот ваша…
Как только реактив капнул в лунку, кровь в ней мгновенно высохла, превратившись в бурый порошок.
— У водяных красивее — еще и синеет, а вот у воздушных становится абсолютно прозрачной.
— Красивый фокус. Видел его лет тридцать назад. Но как он связан с тем, что вы требуете от меня извинений?
— Вот это, — Арина показала пипеткой на первую лунку, — типичная реакция крови
земляного. У меня нет возможности сейчас посчитать ранг, но не меньше тройки. Чисто по скорости.
— Так. Где он?
Арина отвела.
Шорин долго стоял с закрытыми глазами, положив руки на грудь трупа.
— Не понимаю. Ничего. Скажите, а у вас тут есть кто-нибудь Особый?
— Ну вот вы.
— Понимаете, я никогда не имел дела… Точнее, мне никогда не приходило в голову… Шорин замялся.
— Вы не представляете фон покойного Особого.
— Вот.
Арина провела Шорина в угол.
— Бабка-шептунья. Единичка или Двойка. Извините, не свежа.
Шорин протянул руки к бабке.
— Ну да. Вот. Есть. Вижу. Воздушная. Единичка. А тот… Сами посмотрите. Черт, вы же не чувствуете.
— Я вам верю. Ладно. Делать выводы — не наше дело. Давайте опишем, как есть, а дальше пусть Цыбин с Ангелом дерутся, чья это история. Жаль, Смертного у нас нет. Быстро бы рассказал, что да как.
Шорина заметно передернуло. Он, как и все Особые, не любил Смертных. Арина не знала, в чем причина такой нелюбви, — вроде бы, тоже вид особых способностей…