Ангел не замечал настроения Арины.
— Ну как, договорились с особистами? Или тоже забоялись?
— А чего мне их бояться? Люди как люди…
— Так колдуны же!
— И что? Просто талант такой. Вон, у тебя слух абсолютный, тебя Борис Ефимович хвалил, когда ты его уроки не прогуливал, — так что, тебя тоже бояться прикажешь?
— И все равно они дурацкие какие-то. Как из театра сбежали. А уж ва-а-а-ажные.
Арина усмехнулась — Ангел почти в точности повторил ее мысли. Она уже хотела рассказать историю о краденом стихотворении, но тут на крыльце появились пижоны.
— Руководитель группы, следователь Особого отдела Цыбин. Мануил Соломонович, — представился плагиатор. — А это, — он кивнул на лошадиноголового, — Шорин, Давыд Янович. Экспе-е-е-е-е-е-е-ерт Особого отдела. А вы?
Арина и Ангел представились.
— Ну, поедем драться за труп, — примирительно улыбнулся Цыбин.
Арина улыбнулась в ответ. Хоть что-то в этом новом мире осталось прежним. Первый выезд на место имеет цель выяснить, есть ли в деле особый след. В принципе, для этого достаточно одного эксперта-особиста, этого их Шорина. Но ведь пока будут след искать — затопчут все, что можно. Так что «первоначальный осмотр трупа производится экспертом-криминалистом при участии оперативного сотрудника, ординарного эксперта и двух понятых. По окончанию осмотра те же действия производятся экспертом и следователем особого отдела».
Арина немного удивилась. Столько всего она успела забыть за пять лет, а вот эти казенные формулировки засели в голове намертво. Только что пользы от инструкций, если и криминалист, и судмед, и черт в ступе — это все одна Арина и есть. Так что двое своих, двое особистов и двое понятых. Гармония.
Огромный черный автомобиль, почти автобус, с фиолетовыми бархатными шторами на окошках прервал мысли Арины.
— Это что? — прошептала она Ангелу.
— Да катафалк же. А, так вы не знаете! У нас транспорта своего теперь нет. Яков Захарович пытался что-то выбить — но ему сказали «проявляйте экономию и личную скромность», проще говоря, нафиг послали. Ну вы же знаете Якова Захаровича! Он быстро смекнул: талоны-то на бензин нам все равно выдают. Вот и договорился с Тазиком Боярским, директором Южного кладбища: мы ему талоны, а он нам — транспорт. И Вазика Архипова в придачу.
— Лихо, — одобрила Арина.
Внутри катафалка оказалось вполне неплохо: просторно, тепло. Шорин тут же, ни у кого не спросив, расстегнул ворот гимнастерки. Они с Цыбиным сели справа, Арина с Ангелом — слева. В середине, где на похоронах положено быть гробу, оставалось пустое пространство.
— А хорошо сидим! Прямо картинка рисуется: безутешная вдова с несчастным сироткой слева, а беспутные друзья, доведшие покойного до могилы, — справа, — раздался веселый голос Цыбина.
Но шутку никто не поддержал. Арине не хотелось разговаривать вообще, Ангел робел, а Шорин, похоже, считал ниже своего достоинства общаться с кем попало.
— Ну, граждане! Вы реально как на похороны едете! Скучно с вами, право слово!
— Если вам хочется поговорить, почитайте нам стихи. Для разнообразия — свои, — Арина не упустила случая брызнуть ядом в противного Цыбина.
Тот внимательно посмотрел ей в лицо — и просиял.
— Давыд, братец! Помнишь, я тебе рассказывал про девчонку, которая писала на заборе «смерть одуренным» и следила за мной, как Шерлок Холмс? Кажется, я встретил ее после стольких лет разлуки!
— Сочувствую, — отрезал Шорин и отвернулся к окну. Дальше ехали в тишине.
Дворик выглядел идиллически. Липы с яркими весенними листьями, розовые, праздничного вида подштанники на бельевой веревке. Даже небольшой фонтан был в центре этого двора.
Конечно, сухой, заваленный прошлогодней листвой, но весьма изящный.
Но обнаруживший труп участковый повел их не к фонтану, а вглубь двора, где в узкой щели между забором и задними стенками нужника и дровяного сарая примостился труп.
— Мальчишки нашли. Никто в этот уголок не залазит, они на крыше сарая играли.
Арина жестом попросила коллег немного отойти — и встала на колени, склонившись над трупом.
— Ангел, дорогой! Тебе как — подробно и по пунктам, или потом напишу, а сейчас — кратенько, только выводы?
— Давайте кратенько, вы умная, я вам верю.
— Не путайся в показаниях. Я старая и лысая. У нас имеется мужчина, около пятидесяти, рост сто семьдесят, худощавый… В общем, если не видишь — почитаешь.
— Вы обещали интересное, а не что я сам вижу.
— Прекрасно. Тогда дай старой лысой тете насладиться зрелищем. Значит, лежит он тут дня три — не меньше. Почему я так думаю — объяснять надо?
— Я прочитаю…
— Но при этом — ни одна муха не отложила яйца ни в глаза, ни в рот, ни куда еще. Отнесем это к странному и нетипичному.