Дело в том, что институт имени Герцена в Питере издавна славится своими невестами, и многие из них выходили замуж за выпускников военно-морских училищ, это была своего рода традиция, и Веригин не нарушил ее.
— Вы догадливы, но, к сожалению, пока что невеста.
— И не жалейте, э-э… Веригин. Жена ли, невеста ли — не в этом суть. Важно другое: любит или не любит, а она вас, Веригин, любит. Я это установил по глазам. Вообще-то у женщин глаза лживые, но у любящих — нет. У любящих, Веригин, они стыдливые.
— Лопушок, откуда ты это все знаешь? — спросил Самогорнов. — Скажи, в каких романах вычитал, и тогда я решу: верить тебе или погодить.
— Практика, дорогой мой, — возразил Першин. — Практика, Самогорнов, и ты, товарищ Веригин. Она посильнее всех романов будет. Впрочем, на сей счет есть прелестное свидетельство классика: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». И далее по тексту.
«Пошляк, — раздражаясь, подумал Веригин, забыв, что этот пошляк не далее чем сегодня утром оказал ему бесценную услугу. — Ну что он все мелет!»
— Не поднимайте э-э… Веригин, раньше времени пары, — меж тем небрежно сказал Першин.
— Послушайте…
— И рад бы, да некогда. Адью, мореходы. — Першин нахлобучил мичманку под Ванюшку-дурачка. — До встречи на штормовых широтах Балтики, — и, посмеиваясь, вышел.
— Пошляк, — все же сказал Веригин.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Сразу после полуночи пробили колокола громкого боя, этакие многократно усиленные домашние звонки, установленные в кубриках, коридорах, на переходах, на всех боевых постах и командных пунктах, и где бы ни находился матрос, старшина или офицер, колокола обрушивали на них свою металлическую дробь и только что не в буквальном смысле поднимали всех живых и мертвых. И не успели смолкнуть колокола, как загремели палубы и трапы, послышались голоса:
— Шевелись!
— Братва, быстрее!..
Бесстрастный голос вахтенного офицера оповестил, говоря языком устава, «отрепетовал команду», чтобы ни у кого не оставалось сомнения:
— Боевая тревога! Корабль к бою и походу изготовить!
Когда Веригин рывком поднялся в башню и раздевающий заряды задраил за ним броневую, пудов в шесть, дверь, орудия уже стояли на углу заряжания, замочные открыли зевы казенников, по лоткам с нарастающим рыком заскользили цепи Галля, имитируя досылку снарядов, и Медовиков принимал доклады командиров орудий.
— Правое орудие к бою готово.
— Среднее орудие к бою…
— Левое…
Не дослушав командира левого орудия, Медовиков доложил сам:
— Огневая команда…
Свистнуло в переговорной трубе из подбашенного отделения, и послышался голос, искаженный медью:
— Команда подачи к бою…
Веригин кашлянул в кулак, прочистив горло и волнуясь — он все еще волновался, когда подавал команду или докладывал, — крикнул в трубку прямой связи:
— Первая башня к бою готова!..
Эти доклады с постов, определенных каждому матросу и старшине боевым расписанием, собирались на командных пунктах башен, групп, дивизионов, боевых частей, оттуда незримыми нитями протягивались на главный командный пункт — в боевую рубку корабля, к старпому Пологову, и когда Пологов понял, что все нити завязались в узелок и этот узелок оказался в его руках, он взял под козырек и, сделав бесстрастно-холодное лицо, доложил:
— Товарищ командир, корабль к бою готов.
Каперанг посмотрел на секундомер и, довольный, крякнул: на этот раз корабль был изготовлен на двенадцать секунд раньше отпущенных на эти цели нормативом, и пусть в погребах не было калибрового боезапаса, а в торпедных аппаратах прикорнули сигары без боеголовок, он все равно знал, что корабль к бою готов.
— Добро, — сказал он будничным тоном, но с тем оттенком в голосе, который говорил, что он все понял и берет власть в свои руки, а вместе с нею и всю полноту ответственности. — Справьтесь, голубчик, в боевой части пять, в каком состоянии находятся главные механизмы.
Вперед выступил командир электромеханической боевой части, стармех:
— Все котлы станут под давление через два часа.
— Так, так, так, — сказал каперанг, сделав вид, что не догадывается о маленькой хитрости стармеха, которая заключалась в том, что тот распорядился поднимать пары несколько раньше, чем была объявлена боевая готовность. Каперанг мог бы выразить стармеху свое неудовольствие, но тогда бы корабль вышел в море часа на два позже, а это его никак не устраивало, и он сделал вид, что ничего не заметил. — Так, так, — прибавил он машинально и перешел в штурманскую рубку, за ним последовали старпом и командиры боевых частей, командные пункты которых находились в боевой рубке. — Та-ак, — снова промолвил каперанг, мельком взглянув на карту, и обратился к стармеху: — Рандеву назначено на семь ноль-ноль. Мне бы хотелось сняться с якоря часов около двух.