— Э-э… Веригин, значит. — Першин подал Веригину свою холодную сухую руку.
— А вы Першин, — сказал, чтобы только что-то сказать, Веригин, и ему даже захотелось повторить за Першиным: «Э-э…»
— Вот и ладненько, — подвел черту Самогорнов. — Познакомились, и хорошо. Как это говорится: любить не любите, а взглядывайте почаще. Но ближе к делу. По первому, а равно и по второму пункту повестки слово имеет лейтенант Першин. Так что там у тебя?
— Э-э… господа присяжные заседатели, тезоименитство нынче у нас. Это по первому пункту. По второму — предлагается некое торжество близких людей в весьма семейной обстановке с некоторой дозой горячего, а также холодного. Съезд гостей в двадцать ноль-ноль, форма не парадная, но желательно выходная.
— Принимается, — не спрашивая согласия у Веригина, сказал за обоих Самогорнов. — Разумеется, если потребуется некий взнос, то он будет сделан, что же касается гостей…
— Поперед батьки, милый Самогорнов, ломишься. Этот вопрос уже продуман во всех мыслимых и немыслимых деталях. К тому же вы пришлые, а я, с вашего позволения, абориген. Так что милости прошу к нашему шалашу.
— Заметано, — опять сказал за себя и за Веригина Самогорнов.
Не хотелось Веригину править никакие тезоименитства, но и отказываться было неудобно, он и не отказался и сразу после ужина вместе с Самогорновым съехал на берег. Все разворачивалось помимо его воли, и он не особенно противился, хотя и чувствовал, что следовало бы воспротивиться, но тогда опять могла бы всплыть «невинность» и еще черт-те что, а ходить в «невинностях» Веригину было прямо-таки не с руки: как-никак, а уже полгода с небольшим он носил погоны лейтенанта флота, и по всему получалось, что пора матереть.
— Эх, и кутнем! — отчаянно сказал он Самогорнову и мысленно махнул на все рукой, дескать, была не была — повидалась, но Самогорнов этак прозаически — ни грана поэзии — охладил его:
— Там видно будет.
— А может, и совсем не ходить?
— У нас, братец, в поддавки не играют.
На том и покончили, молча сошли на пирс, а там разговорились о всякой всячине, чтобы попусту не ссориться, и за разговорами незаметно для себя нашли и нужную улицу, и нужный дом, и опять же незаметно для себя встреченные на крыльце несколько потертым дядей Петей — он так и назвал себя, сунув ладонь лопатой: «Дядя Петя», — оказались в весьма душной комнате заставленной разнокалиберной мебелью. Был там и зеркальный сервант, и самодельный стол с табуреткой, трюмо с расколотым наискосок зеркалом и белые, багряные и пунцово-розовые гераньки на окнах. Эти гераньки в глиняных горшочках на тарелочках с голубой каймой Веригин сразу узрел и хорошо так, по-домашнему огляделся. Лишних, казалось бы, в компании не было, но народу получилось много: Веригин с Самогорновым, Першин с тремя девицами, которых он отрекомендовал как своих знакомых, что могло сойти за правду, хотя Веригин сильно в этом засомневался. Тут же мельтешил хозяин дядя Петя, всем своим усердием давая понять, что он весьма рад гостям.
Веригин отвел Першина в сторону и было попенял ему:
— Звал бы себе с Самогорновым, а мне это, право, ни к чему.
— Иначе нельзя. Иначе конфузия может получиться, когда пятый лишний.
— Не нравится мне все это, — стоял на своем Веригин, впрочем уже смирясь, что так получилось, и даже втайне от себя загадывая, что́ еще может получиться.
Чтобы не томиться и оказаться при деле, Веригин ринулся помогать дяде Пете накрывать на стол, стараясь держаться подальше от скучающе-ищущих глаз девиц. Девицы эти чинно уселись рядышком на скрипучем жестком диване и, казалось, медленно томились.
Он метнулся от скучающе-ищущих глаз на кухню и там натолкнулся на старушку монашеского обличья. Она перетирала вилки и стаканы, наводя последний глянец. Смутясь, Веригин представился:
— Лейтенант Веригин, так сказать, Андрей Степанович.
— Очень приятно. Здравствуйте. Мы завсегда рады благородным гостям.
«Мать честная, — радостно ужаснулся Веригин. — Это я-то благородный! Да меня мамка на соломе рожала».
В кухню заглянул Самогорнов, потянул Веригина за рукав, и тот, выходя в коридор, подумал, что действо начинается — Самогорнов был беспокойно-важен, — усмехнулся, чувствуя свое превосходство в сложившейся ситуации и над Першиным, и над Самогорновым: «Милые вы мои лопушки, я вне игры, так что крутите любовь как знаете», но Самогорнов спросил: