С. умывается на кухне. Да, именно на кухне, отдельной ванной комнаты в этом доме нет, а есть кухня. И на кухне ванна. Белая, облупившаяся и обросшая пылью одиночества. С. сплёвывает пасту, набирает в ладони воду. Я смотрю, как капли стекают с его волос, лба, носа. И уходят, исчезают в лепестках сливного отверстия.
– Я быстро. Честно-честно, я очень быстро. Да, я заберу вещи и сразу вернусь. Очень быстро, очень сразу.
Мы едим яичницу. Мы смотрим как солнце глазуньей растекается по небу. По небу или нёбу – тяжело понять.
Спали ли мы? Да мы почти и не спали. (О милый читающий, о ты, влюбись в эти повторы).
С. скрипит стулом, убегает в прихожую. Я остаюсь на террасе. На окнах – цветные наклейки, имитирующие витражи: на столе – радужная мозаика солнца. Я вижу С. в незаклеенные квадратики окон. Калитка выдаёт хриплое "досви-". С. скорым шагом покрывает расстояние от моих глаз до поворота.
_________
Полдня пролетели быстро. Я не знала, чем занять себя. Я наткнулась на свой вылюбленный куст жасмина. И лежала там тенью. И не привлекала внимания. Какой-то мужчина брёл по переулку, ненадолго остановился у нашего проволочного забора. Посмотрел на свою руку, а потом попытался протиснуть кисть сквозь проволоку, чтобы сорвать мак. Сорвал. Я угадала в его лице отголосок происходящего внутри: волнообразный изгиб. Меня он, конечно же, не заметил. Исчез. О, пугливые любители дурмана, о пугающие люби…
И тут пришёл второй. Человек в коричневом плаще. Коричневый человек: каштановые волосы, веснушки, водянисто-карие глаза. Он смотрел прямо на жасминовый куст. Мне показалось, что он увидел меня. Но это было невозможно: я лежала тенью. Что он мог там разглядеть? Тень. Тень – и ничего больше.
Рядом с проволочным забором рос крыжовник. Коричневый человек вытянул свою тонкую бледную руку, сорвал ягоду. С минуту он повертел ее в руках, затем сунул за щёку. И замер.
– Девушка…
Я подумала, что ослышалась.
– Девушка… девочка, – и до чего тихим (словно ветром по ладоням листьев) был его голос. И сам он: прозрачный, воплощение земной бесплотности.
– Девочка, девочка, – звал меня, смотрел на меня и – видел меня. Я сжалась под кустом. И что за иноземная тоска была в его глазах? Его руки дрожали. Он что-то шептал, что-то похожее на «я так люблю крыжовник, я люблю крыжовник, жасминовая девочка». Ветер замер. Полдень замер. Мир – притих. И надо всей этой недвижностью существовали только его содрогающиеся руки. Мраморные руки, развязывающие пояс плаща. И – он распахнул. Его руки так тряслись, что полы плаща ходили волнами. Плаща, плаща… палача, плача. И он разверз передо мной всю свою откровенность, всё своё откровение. Коричневый нагой человек. Я полностью вышла из-под скрывавших меня побочных теней. Жалкая звёздообразная тень. Мы стояли друг перед другом. Я видела нагого человека. Он плакал. Он плакал, стискивая край плаща – его и без того бескровные пальцы стали ещё бумажнее. Бабочка, раскрывшая крылья и не желающая их складывать. Он плакал. Мне вдруг стало очень холодно. Я понятия не имела о том, что увидел он. Какой была я? Как он меня разглядел? Что ты видел, коричневый человек? Ты плакал, да, но – что ты видел? Ты видел, что я тоже? Чем мы были в тот момент – не знаю, но я абсолютно уверена, мы были. Друг перед другом. Тень и обнажившийся. Вздрагивающий дует страха.
<в пятый день>
Я буду много писать о ночных улицах. Не стоит ставить мне это в упрёк. О чём ещё может сложить свою историю тень? Рыба в воде…
Но если взглянуть с другой стороны, то с Колей мы познакомились именно днём. Жирно прорисованные тенюшки раззебривали дорогу. «Ты молодец, малевич утра» – подумала я, перескакивая одну из них.
– Николя, чё ты там ваяешь в этом блокноте?
Николя что-то урчит и заполняет убористым почерком пару строк.
– Я критикую, не ваяю. Помнишь тот фильм? Ну как это не помнишь? Сенсация недели. Да, ну и что…ну и что, не смотрит она это. Короче, я записываю то, что мне там не нравится: все их ошибки и прочее. Да-да, в этот блокнотик.
– Ну и зачем это тебе?
– Я так учусь.
– Чему?
– Понимать.
– Понятно.
У Коли очень подвижное лицо. Точнее одна его часть: брови. Скорее всего эти метаморфозы можно объяснить нервным тиком, но всё равно довольно забавно. Они дергаются помимо его воли: в самые неподходящие моменты приближая мимику Коли к какому-нибудь диснеевскому созданию.
А познакомились мы с ним днём, да. Я стояла в саду, а сад стоял вокруг меня. И вдруг ко мне прилетело яблоко. «Ну ничего», – подумала я. «Ньютоновские деревья». И тут повторилось – я заметила человека, прячущегося напротив, в смежном саду. У него были пшеничные до плеч волосы и танцующие брови. Он смеялся.