– Прости, – крикнул он. – Я бы швырнул ещё пару, но мне пора – учёба. Он махнул сумкой, споткнулся и вихрем умчался из сада. Кажется, что даже листва взбаламутилась. Но это мне только кажется. Я тогда ещё ничего не знала…
_________
С. видел меня. С. видел ту меня, которую я сама боялась увидеть. Мы гуляли с ним по пыльным улицам Мнемозиры. С. мучился аллергией на тополя, поля, ля-ля и прочие прелести.
А карманы его пальто мучились количеством засунутых в них салфеток. Мы шли (да, это мой лейтмотив). Но иногда со мной, конечно же, случалось. В таком случае С. делал вид, что ничего не происходило. И действительно, он просто принял это. Так мне казалось. (Опять казалось?). Я бежала рядом – тенью. Путалась в длинных ногах С. А он пропускал волосы между пальцев, сочинял для меня истории. Истории о людях, залезающих в бетонные коробки, о людях, бьющихся головой о бетон и о людях, в конечном счёте, разбивающих свои головы.
– Ты писала когда-нибудь на заборах? Всякий бред там…
С. остановился у покорёженных зелёных зубьев. Я замерла рядом с его ботинком. И вдруг материализовалась.
– Нет.
– Меня всегда забавляло, что как только берешь маркер в руку, идеи – бум – и пропадают напрочь. И остаётся только одна. Народная, так сказать. В один слог.
С. достает маркер и задумчиво разглядывает забор.
– Господи, Лилия, не смотри на меня так! Я не собираюсь писать это.
– Да я разве говорю что-то.
– От тебя это исходит, – он по-кошачьи щурит глаза, присаживается на корточки, откинув полу пальто. Я смотрю как его бледная рука с проступающими венами выводит знаки, которыми школьник именует злосчастную систему координат. И, наконец, – буква в шляпке, и, наконец, самый влиятельный звук.
– Вы что тут устроили! – что-то всполохом вылетает из зазаборного дома. Дама в красном плаще, дама с красным лицом. Она кричит, она машет руками. Одним своим щупальцем тянет С. за пальто в сторону, где (как ей кажется) должно существовать нечто вроде правосудия. С. хохочет, я же теряюсь и стараюсь уйти.
– Вам что, больше заняться нечем? Лучше бы полезное что-то делали.
– И что в вашем понимании есть полезное?
– Уж явно не это!
– Да это наверняка самое большое происшествие в вашей жизни.
– Ты это мне сейчас сказал?
И начинается. С. забрасывает червовую даму тезисами, истинность которых последняя пытается опровергнуть всеми ей доступными способами. А я стою и злюсь: никогда не понимала эту тягу объяснять людям всего себя. Можно же промолчать или убежать. (А меня можно-можно простить, ведь я еще не знала).
В конце концов, я чувствую, что больше не могу. Не могу вынести этого: я сделала то, что кому-то не понравилось. И даже не я, а С. Но всё равно: я не могу, когда они смотрят, когда они судят. Моё тело немеет, теряет плотность – я грохаюсь тенью об асфальт. Червовая дама наступает на меня, я смешиваюсь с её асфальтным отражением, выпутываюсь и бегу. Бегу, если это, конечно, уместно так называть.
С. находит меня в саду нашего мёртвого дома. Я вешу на нитке, предназначенной для сушки белья. Болтаюсь тряпкой своей теневой души. Он умоляет меня принять обратно «нормальный» вид. Потом смущается и исправляется: принять «свой» вид.
– Куда ты сбежала? Вернись, ну пожалуйста.
Можно подумать, я это контролирую. Не собираюсь я никуда возвращаться. Я устала: мы провели здесь около месяца, но я часто думаю, что всё было зря. Мы выпали из мира. Куда выпали-то? Невозможно просто всё выкинуть и гнилым зубом выпасть из пасти мира. Чего ради? И именно что – гнилым. А если я хочу крепким, здоровым, как все тридцать два.
– Лиля, Лилия…
А меня ветер раскачивает на этих бельевых качелях. Да здравствует моё параллельное пространство.
– Ох, Лиля…
С. закуривает. Кусает ноготь большого пальца. Стряхивает пепел. Я смотрю на сириус его сигареты. Небо облито дёгтем. Когда успело стемнеть? С. стряхивает пепел, меня тормошит ветер – и мы оба – забрызганы ночью, растеряны в рванине теней. Он тушит сигарету о ржавый цветочный горшок. Кашляет. Мы молчим. Лает псина. И тут случается то, что, став воспоминанием, заставляет моё нутро скручиваться в бараний рог. С. протягивает руку и – касается меня. Словно погладил по волосам. Разве такое возможно: вот так вот запросто преступить мою бесплотность? Мою параллельность? С. гладит меня, гладит призрака, гладит тень. Тянет за плечо. «За что?». «За плечо». Я замечаю, что у меня есть плечо. Рука, кисть, ладонь. Я теряю равновесие (которое было обретено ровно за секунду до). Падаю на землю. С. смущён: видимо, он и сам не ожидал, что у него получится. Мы молчим. Нам страшно говорить. Но мне страшнее всех устрашённых: скажи мне только одно – откуда ты меня вытянул?