Бернардо: Прибавь сюда еще сестру Лаэрта, так выйдут все семь.
Марцелл: Эта математика мне не по вкусу.
Горацио: Она покажется вам еще более безвкусной, если вы добавите сюда еще Гильденстерна и Розенкранца.
Марцелл: Как? Розенкранц и Гильденстерн мертвы?
Горацио: И очень основательно. Британец отрубил им головы.
Марцелл (Бернардо): Ты слышал? (Горацио). Нет, это, верно, какая-то ошибка.
Горацио: Или, скорее, ее исправление. Если считать жизнь ошибкой, то смерть, конечно, ее исправление.
Бернардо: Скажите это нашему принцу. (Садится).
Горацио: Непременно. Как только свидимся. (Садится рядом с Бернардо).
С шумом входят Корнелий, Вольтиманд, Первый дворянин, Второй дворянин.
Корнелий: Вы слышали уже? Где это случилось?
Марцелл: Если вы о несчастии, то как раз там, где вы стоите. Здесь.
Корнелий: Здесь?
Марцелл: На этом самом месте.
Корнелий: Не могу поверить!
Вольтиманд: Кто-нибудь знает подробности?
Горацио: Небо.
Вольтиманд: Я не вас спрашиваю.
Горацио: Так я и не вам отвечаю.
Вольтиманд: Что это за тон, господин Горацио?
Горацио: А что это за вопрос, господин Вольтиманд?
Корнелий: Господа, господа, прошу вас… (Горацио). Мы знаем, что вы были друзьями с покойным принцем. Поэтому примите от нас самое глубокое сочувствие и уверения в том, что и для нас эта потеря невосполнима. Так же, как и потеря остальных. Все произошло так неожиданно, что еще не успело уложиться ни в голове, ни в сердце.
Вольтиманд: Я только спросил о подробностях.
Первый дворянин: По правде говоря, какое это теперь может иметь значение, Вольтиманд? Что произошло, то произошло.
Второй дворянин: Вот именно. Лучше скажите, что теперь будет со всеми нами? Кто станет править датским кораблем? Прокладывать курс? Подгонять матросов? Неужели молодой Фортинбрас?
Корнелий: У вас, наверное, есть какие-то другие предложения?
Второй дворянин: Дело не в этом, господин Корнелий. Но, как и всякий среди вас, я бы хотел знать, – откуда он свалился нам на голову? Если уж я служу королю, то, по крайней мере, хочу быть уверен в том, что он действительно король и снаружи, и внутри, а не какой-нибудь самозванец с большой дороги. А то, знаете ли, так недалеко и до смуты.
Корнелий: Могу назвать вам, по крайней мере, три причины, благодаря которым молодой Фортинбрас станет королем.
Второй дворянин: Послушаем.
Корнелий: Во-первых, это королевская кровь, которая течет в его жилах. Вы ведь не станете сомневаться, что он законный сын старого Норвежца?
Второй дворянин: Так же мало, как и в том, что принц Гамлет – сын старого Гамлета.
Корнелий: Вот видите. Во-вторых, это старинное родство норвежской и датской династии. Его хотя и трудно подтвердить, но зато так же трудно опровергнуть. Поэтому теперь, когда датский престол осиротел, никто не станет сомневаться в праве Фортинбраса занять его.
Второй дворянин: Что ж, и я в том числе. А какая третья причина?
Корнелий: Ее вы можете увидеть, если выгляните из окна и посмотрите на норвежское войско, которое стало лагерем у стен Эльсинора и Кронберга.
Второй дворянин (посмеиваясь): Сказать по правде, эта причина убеждает меня гораздо сильнее прочих.
Первый дворянин: Да, и меня, признаться.
Корнелий (негромко): Скажу вам откровенно, что и меня тоже.
Вольтиманд: Но все-таки, согласитесь, господа, – как странно он здесь появился! Так, словно заранее знал, что его ждет здесь пустой престол. Тут что-то нечисто… Да, нет же, в самом деле… Может быть, такие случайности и случаются, но только в плохих пьесах.
Первый дворянин: Вечно вы со своими подозреньями, Вольтиманд. Все знают, что он возвращался из польского похода.
Вольтиманд: Вот-вот. Возвращался из Польши, а попал прямехонько на датский престол. Разве не странно?
Корнелий: Милый Вольтиманд. Оставьте эти странности будущим историкам. Если вы не хотите нажить себе врагов, то поскорее забудьте обо всем этом или, по крайней мере, не говорите об этом вслух. И потом, рассудив здраво: зачем нам искать другого короля, когда само Провидение посылает нам этого?.. Он молод. Отважен. С приятными манерами. Умен, говорят. Что же еще?