Выбрать главу

Дама молча протягивает ему сложенную бумагу.

Что это? (Взяв бумагу и быстро пробежав ее глазами). Я вижу, что в предусмотрительности вам не откажешь… Мы вас известим.

Дама: Ухожу с надеждой. (Уходит).

Второй следователь (проводив даму взглядом): Глядите-ка, а глазки сразу высохли. Какая бойкая. (Первому). Если я не сбился со счета, то эта уже шестая.

Первый следователь (бросая бумагу под стол): Таков удел всех покойников. На них можно возвести любую напраслину, а они даже не поведут бровью. (Священнику). Святой отец…

Священник: Пусть Божья милость будет со всеми вами… Простите, если отрываю вас от важных дел, – во всяком случае, мне служит извинением то обстоятельство, что я делаю это не по своей воле.

Первый следователь: В самом деле?.. И кто же, интересно, осмелился вас неволить?

Священник: Тревога – вот имя того слепня, который привел меня сюда.

Первый следователь: Скажите, пожалуйста!.. Когда тревога не останавливается даже перед броней вашей сутаны, что же тогда говорить про нас, грешных?.. А хотите, я угадаю, что вас тревожит? (Понизив голос). Вчерашняя история о призраке. Верно?

Священник: Ах, сын мой! Так же верно, как и то, что я сижу сейчас перед вами. (Тревожно). Скажите мне, ради Бога, что вы об этом думаете? Неужто, это правда?

Первый следователь: Насколько мне известно, правда бывает двух родов. Та, которую можно пощупать руками или разумом, и тогда тут не о чем говорить, или же та, которая открыта зрению более духовному, чем плотскому. Но это уже, скорее, по вашей части.

Священник: По нашей или нет, она мне не дает покоя, так, словно в ней таится какая-то опасность, которую я не в силах разгадать… (Напряженно). В ней что-то есть такое…

Первый следователь (быстро): Что?

Священник: Ах, если бы я знал… (Поднявшись). Но, без сомнения, нечто зловещее, сказать по правде… Какой-то вызов вечному порядку. Как если бы у нас вдруг появилась причина сомневаться в завтрашнем восходе солнца. (Подходя ближе, негромко). Что если это все же правда?

Первый следователь: С чего бы это вдруг?

Священник (настойчиво): Но если все же правда?.. Представьте только.

Первый следователь (немного сбит с толка): Если – все же, правда?.. (Посмотрев на Второго следователя, пожимая плечами). Ну, хорошо. Допустим. И что же с этого?

Священник (глухо): А то, что это значило бы тогда, что сердца человеческие так очерствели, а земля так переполнилась беззакониями, что небо вынуждено посылать нам мертвецов, чтобы они наставляли нас вместо закона и мудрой привычки и даже им наперекор… Но кто ж тогда… (Смолкает, как будто ему перехватило горло).

Первый следователь (с участием): Прошу вас, продолжайте.

Священник: Но кто же тогда удержит свой рассудок перед лицом этой божественной грозы? У кого хватит мужества принять со смирением ее раскаты? И где тот Моисей, который отважится говорить с небесами прямо, лицом к лицу, освободив от этой ноши всех слабых сердцем?

Первый следователь (с шутливой снисходительностью): О, сколько вопросов сразу.

Священник: Их будет много больше, если вспомнить, что народ, привыкший простосердечно принимать истину из рук властей, справедливо полагает, что право учить и наказывать эта власть черпает все из той же небесной сокровищницы. Но на кого, скажите, станет теперь опираться авторитет короны и Церкви, коль небо само пожелает вершить свой суд, безошибочно указывая на виновных и вкладывая меч правосудия в те руки, которым оно сочтет нужным его доверить?

Второй следователь: Нельзя ли чуть помедленнее, святой отец. Ей-Богу, мысль не поспевает.

Священник: Я спрашиваю – кому теперь не покажется соблазнительным принимать свои собственные домыслы и пустые мечтания за голос самого неба?

Второй следователь (недоуменно): Кому?

Священник: И кто устоит перед соблазном перетолковать на свой лад истины Священного Писания?.. (Почти с отчаяньем). И сколько будет тех, кто, позабыв о смирении и послушании, пойдут по этому пути прямо в руки дьявола, смутой и раздорами расшатывая основания земли?..

Первый следователь: Спаси и сохрани… (Решительно). Нет, нет, уж больно вы мрачные вещи говорите, святой отец. Да еще так, словно это уже дело решенное. А разве это так?