— А если ее нет? Другой стороны?
— Ну, тут уж ничего не попишешь. Главное — умереть незаметно.
— Странная мечта, — удивляется Попка. Рыбак ничего не сказал, но посмотрел на меня как-то гадостно.
— А я не успела, — продолжает болтать Попка, — а если бы успела, то загадала бы.
— Стать Луной? Зачем, Попка?
— Красиво. Мимо меня порхали бы энгелы. А я бы такая кружилась таинственно в космической мгле. А ты загадал желание, Рыбак? Нет? А какое бы загадал?
— Плыть. — Рыбак отвечает с паузой, увесисто. Плюнул на причал. — Вечно плыть.
— А я поняла, кем считать плывущих. Энгелами. Они тоже — ни живые, ни мертвые. И летают по небу медленно, словно плывут. Но ты совсем не похож на энгела.
— А на кого же я похож?
— Ты? На черта, конечно… Садист-маркиз на хвосте повис, рожки обломали — в сраку затолкали…
Они сомкнулись в беседе, и беседа уплыла от меня, унеслась проснувшимся ветром. Я ложусь на доски. Напряженно вглядываюсь в звезды, далеко выпучиваю глаза, а потом резко закрываю их, и контуры звезд продолжают жить на обратной стороне век. Я давлю большим и указательным пальцами на глазные яблоки, и тогда внутренний взор заливают ртутные пульсирующие узоры: на манер тех, что таит калейдоскоп. Конечно, если умереть незаметно, не будет возможности вспомнить перед смертью самые важные моменты жизни. А это вроде не совсем верно. Надо бы пробормотать перед вечным сном четки даров, перечень чудес. Вода плещется внизу, за звуком спешит запах — мокрого дерева, свежести, облепивших сваи заквашенных микроорганизмов. В сущности, мы все в вечном плавании. Материки, как известно, беспрестанно перемещаются по мировому океану. И даже размножаются делением.
Я хотел поделиться радостью эврики с Рыбаком. Даже приподнялся на локтях, чтобы вступить в разговор, но меня отвлекла какая-то новая мысль, и обнаружил я себя в разговоре позже и совсем с другим сообщением. Трава пробила меня на болтливость, и я рассказал Пухлой Попке и Рыбаку, как и зачем попал на виллу «Эдельвейс». То есть о том, что я давно профессионально трахаюсь за деньги, я благоразумно умолчал. Рыбака и Попку, я чувствую, это признание напрягло бы. Но о том, что я должен играть Мертвого Мужа, и о сложностях, возникающих при выполнении задания, я проболтался подробно.
— Капец! — восхитилась Пухлая Попка. — Да она треханутая!
— По всему остальному нормальная.
— Да как же хотеть, чтобы другой человек… Не представляю.
— Вот она хочет.
— Она сука, — сказал Рыбак. — Она просто сука и все врет.
— Не беспоклепся, Рыбак, за чужую телку, — это уж и Попка не выдержала. Одновременно с ней и я начал:
— Я просил тебя не говорить о ней, и ни о ком…
Пухлая Попка стащила со своих волос резинку и попыталась соорудить Рыбаку кокетливый примирительный хвостик. Рыбак отпрянул.
— Она к нему равнодушна была. Сука. Он погиб из-за нее. Она просто все врет.
— Может, равнодушна, а когда скопытился — стала неравнодушна, — предположила Пухлая Попка. — С бабами такое случается. И заодно сиганула с катушек. Тоже случается…
— А такие не прыгают с катушек, — злобно возразил Рыбак. — Она деловая до жопы. Брильянты копит. Она не может страдать или там сойти с ума. Устраивала скандалы из-за наших прогулок на лодке: так, сука, она не за него боялась! Она бесилась, что не может контролировать его! Пока он плывет! Да и наш приятель, — Рыбак усмехнулся, — утверждает, что у бабы чердак нормально обставлен. Нет, она замышляет какую-нибудь дрянь. Точно тебе говорю: замышляет тайную дрянь!
— Какую? — тупо спросил я.
Что-то произошло. Где-то в астральных сферах что-то звякнуло: дзынь. Снова скользнула по небу хвостатая запятая. Слева, на периферии зрения. Ничего я не успел загадать. Я и прошлый раз не успел, если честно. Соврал, что успел. Я вообще никогда не мог успеть мыслью за небесной запятой. Кроме одного случая: в Амстере мы с Алькой застали метеоритный дождь, там они такими гроздьями валились в каналы, что не успеть было невозможно. Я тогда загадал, чтобы Алька оставалась со мной: не сбылось. Да, но «дзынь» касалось не метеорита. Рыбак выдвинул предположение, что у моей с Женщиной-кенгуру игры есть тайная цель. У Попкиной Игры нет, а здесь есть. Предположение, в общем, совершенно естественное. Почему я сам об этом не думал? — Бог весть.
— Какую цель?
Выпивка у нас кончилась.
— Подлую!
— Слышь, она хочет, чтобы ты перед кем-то засветился вместо мужа. Будто он не утоп, — сказала Попка.
Дзынннь!
— Кому? — закричал я. — Все знают, что он погиб! Да я на него и не похож вовсе! Никакие репетиции не помогут!