— Боюсь, что не сегодня-завтра… А ты, дедушка, не волнуйся, бочонок для тебя я оставлю. Обязательно.
— Да, да… Спасибо, внучек. Спасибо.
И Тома-старший заковылял к выходу.
За столом сидели трое: отец, мать и Аника. Из коридора слышался голос Петра — он говорил с кем-то по телефону:
— Нет, это не чепе, а текущие производственные дела, которые надо решать в рабочем порядке. Завтра… Нет, в одиннадцать двадцать, предварительно позвоните секретарю. До свидания.
Петр вернулся к столу. Отец негромко сказал:
— Решил работать от и до? В разгар сезона? Не советую.
— Спасибо за несовет, — вежливо кивнул Петр и взглянул на хмурую Анику. — Ты чего, сестренка, темнее тучи?
Та не ответила, вяло ковыряясь в тарелке.
— Вот что, — Петр стукнул ладонью по столу. — Хватит дома сидеть. Пойдешь к матери в питомник, у нее людей не хватает.
— Нет, товарищ директор, виноград — не моя стихия, — сказала девушка.
— Что же тогда твоя стихия? — тихо спросил отец.
— Ты слышал о биоэтике?
Отец с достоинством молчал.
— Вот видишь, не слышал! А ведь это потрясающая наука! И, самое главное, во всей Молдавии — ни одного специалиста!
— Значит, никому она не нужна, если нет специалистов, — сказал отец.
— Чудак человек! Их нет, потому что это наука двадцать первого века, понял?
— И где же обучают этим наукам? — спросила мать.
— Смешно, но факт: наука уже зарождается, а факультета такого нет!
— Значит, пойдешь в питомник, — сказал Петр. — А откроется факультет, первой поступишь.
— Нет, дорогие мои, я буду работать… в Кишиневе.
— Я, дочка, вот что чую, — сказал отец, — ты еще сама не знаешь, чего хочешь.
— Правильно, папочка, дай я тебя за это поцелую! Мне надо понять, что я хочу, без чего жить не могу, я должна сама выбрать себе направление, понимаешь?
Отец кивнул.
— Но почему для этого надо обязательно ехать в Кишинев?
— Там больше выбора, папа. А проблема номер один для вступающего в жизнь человека — это проблема выбора! — процитировала Аника чьи-то слова.
Зазвонил телефон. Аника выбежала в коридор, схватила трубку:
— Алло! Нет, Джику, я очень занята… Когда освобожусь? Никогда! Салют!
Не успела она войти в комнату, как телефон снова зазвонил.
— Я же тебе ясно сказала… Извини, Тома, это ты? Да, сейчас. — Она крикнула в комнату: — Петр Константинович, вы придете на татами?
— Да, обязательно, — отозвался Петр.
— Петр Константинович велели передать, что они явятся на татами и наломают вам бока! — оттараторила Аника и опустила трубку.
Наломать бока такому опытному дзюдоисту, как Тома-младший, было нелегко. Впрочем, Петр и не собирался этого делать: два брата сцепились на татами в очередной тренировочной схватке.
Вокруг сидели остальные борцы, взрослые и подростки, наблюдая за поединком. На этот раз он был менее напряженным, чем обычно: борцов отвлекал другой поединок — словесный.
— Дед прав, — хрипел Петр, — превращать такой виноматериал в бурду — преступление!
— И что ты хочешь? — пыхтел Тома-младший.
— Оставить на производство сухого марочного.
— И вылететь в трубу?
— И вылететь в трубу.
— Не понял.
— Если предприятие, пытаясь увеличить выпуск продукции высокого качества, вылетает в трубу, что бы это значило? — спросил Петр, уже выпрямившись.
— Что надо срочно менять директора!
— А если он докажет, что надо срочно менять структуру производства, плановое задание, оптовые цепы на готовую продукцию?
— Сначала пусть докажет, — что он не верблюд! Эх, Петря, Петря, а я считал тебя реалистом! Думаешь, ты один такой умник?
В спортзал вбежал перепуганный Дэнуц:
— Дядя Виталий тетю Агафью бьет!
— Ты оставайся, — сказал Тома-младший, — я сам.
И он быстро направился в раздевалку.
Семья Гангуров смотрела телевизор: отец, мать, жена Петра, Аурика и внуки.
Константин Григорьевич следил глазами за экраном, но мысли его витали где-то далеко, и он вздрогнул, когда остальные засмеялись.
В гостиную вошла Агафья и три ее малолетних сына. Они присели на свободные стулья и тоже стали смотреть фильм, но вид у них был испуганный. Мать подсела к Агафье:
— Опять концерт?
Увидев под глазом дочери темный развод, она все поняла, сокрушенно покачала головой.
— Мам, мы у вас заночуем, ладно? — попросила Агафья.
Мать кивнула. Дочь зашептала ей на ухо:
— Петр во всем виноват, не надо было подписывать заявление. То его работа хоть как-то сдерживала, а теперь как с цепи сорвался. Тоже мне, брат называется!