— Ты хоть понимаешь, столетняя твои голова, что ты делаешь? С тебя какой спрос, а Петру что будет, ты подумал? А нам всем позор какой? А совхозу?
Крики прекратились. Старик выглянул в амбразуру: к зятю подошел Ефим Макарович и что-то быстро зашептал на ухо. Затем сложил ладони рупором и прокричал:
— Мош Тома, все в порядке! Только что звонил Петр Константинович из Кишинева! Весь виноматериал первого цеха подлежит трехлетней выдержке! Так что выходите!
Поколебавшись, старик ответил:
— Не верю я вам! Пусть Петрикэ приедет и сам мне скажет! А до того момента никого сюда не пущу1 Вот так!
— Спятил наш долгожитель, — неестественно веселым голосом констатировал зять и пошел прочь.
За ним, озадаченно почесывая линялый берет, поплелся Ефим Макарович.
…Старик дремал в засаде, когда снизу послышалось:
— Доброе утро, дедушка!
Он очнулся, потянулся к двустволке — ее не было…
В цехе уже сновали рабочие, а у подножья лестницы стоял улыбающийся Тома-младший.
— Война давно кончилась, а ты все эшелоны под откос пускаешь? Спускайся, завтрак готов! Из твоей дроби отличная каша получилась!
— А где Петрикэ?
— Въезжает в освобожденный город на белом коне!
Старик выглянул в амбразуру: к цеху приближалась белая директорская «Волга»…
Дед и внук — Тома Виеру и Петр Гангур — шли по территории винзавода и о чем-то оживленно беседовали. Их лица светились такой радостью, что казалось, они действительно идут по только что освобожденной территории…
Константин Григорьевич проводил занятия с членами школьной виноградарной бригады.
— А теперь, дети, кто скажет, где образуются молодые корни у лозы, выращенной из черенков? Лилиана!
Девочка выпалила:
— На узлах и между узлами в периферийных клетках.
— Чего? Периферийных клетках чего?
Молчит Лилиана, вспоминает. Сидящий рядом с ней Максимаш, внук Константина Григорьевича, шепчет:
— Луча…
— Луча, — говорит девочка.
— Какого луча?
Опять заминка.
— Кто поможет?
Максимаш, как всегда, тянет руку.
— Ну скажи, Максимаш.
— Молодые корни образуются на узлах и между узлами в периферийных клетках первичного сердцевинного луча. Показать?
— Да, конечно.
— Выскочка! — шипит Лилиана.
Максимаш протягивает ей указку:
— Пожалуйста, сама покажи.
Девочка подошла к висящей на стене схеме, ткнула указкой.
— Спасибо, Лилиана, садись. А теперь, дети, давайте подумаем, почему так важно уметь определить глубину залегания основной массы питательных корней?
Максимаш, понимая, что его уже не спросят, подсказывает впереди сидящему мальчику:
— Чтобы знать, как лучше обрабатывать почву, удобрять, орошать, защищать корни от зимних заморозков.
Мальчик тянет руку, но тут раздается тоненький голосок Лилианы:
— Константин Григорьевич, а Максимаш опять подсказывает!
— Максимаш, пересядь на заднюю парту.
— Ябеда, — проходя мимо Лилианы, шепчет Максимаш.
Девочка тут же взывает к мщению:
— Константин Григорьевич, а он обзывается!
— Выйди, Максимаш, — вздохнув, решается на крайнюю меру дедушка. — А чтоб тебе не было скучно, протри лестницу. Тряпку возьмешь у тети Марии, скажешь, я приказал.
Уборщица наблюдала, как Максимаш орудует шваброй.
— Опять набузил? Частенько тебя выгонять стали. Учиться надоело, что ли?
— Топтаться на одном месте надоело, тетя Мария, — признался мальчуган. — Я уже практический курс виноградарства с основами ампелографии проштудировал, а они все корешками занимаются: откуда они растут, зачем растут? Детский сад!
Тетя Мария усмехнулась:
— Ты-то сам давно из-под стола вышел?
Максимаш разогнул спину, вытер лоб.
— Разве дело в возрасте, тетя Мария? Вот вы, например, скажите, что такое эпидермис? А интеркутис? А паренхима? Перицикл? Не знаете? А как размещаются сосуды первичной ксилемы и участки флоэмы? Не знаете. И они, — ткнул он шваброй в стену, — тоже не знают. А я знаю и скрывать свои знания не могу. Вот за это и страдаю…
Константин Григорьевич приехал навестить Виталия, который находился в трудовом профилактическом лагере. Они сидели в небольшой скупо обставленной комнате. Зять был одет в рабочую спецовку. Он похудел, но выглядел неплохо и был явно рад приезду тестя.
— Агафья все еще серчает на меня? — уминая плацынду, спросил он.
— Нс на тебя, на Петра, — улыбнулся тесть, — что оставил семью без кормильца!