— Не-е, — решительно ответил Бао Чжуэй. — Хуаэр скоро отелится.
— А после того как она отелится, ты вернёшься в дом?
— Хуаэр отелится, коров станет ещё больше. Как они будут без меня? — Бао Чжуэй повёл животных в коровник. Он запрыгнул на корыто, аккуратно привязал коров к стойлу, а потом накормил и напоил их.
Свет в коровнике погас. Воцарилась тишина, отчего звуки, изредка нарушавшие её, были особенно чёткими. Дверь в коровник открылась, и вошла Сюэ Эр в синем костюме и с белой лентой в косе, двумя руками она несла пиалу. Девочка молча поставила пиалу на стол, потом повернулась и уставилась на Бао Чжуэя.
— Ты ходила провожать дядю? — спросил он.
Сюэ Эр кивнула.
— Людей много было? — полюбопытствовал мальчик.
Она снова кивнула.
Коровы, фыркая, пили воду.
— Брат, — вдруг Сюэ Эр со слезами в голосе обратилась к нему, — когда я называла тебя Бао Чжуэем, ты не сердился?
Тот, качая головой, отвечал:
— Меня зовут Бао Чжуэй, зачем ты называешь меня братом?
— Брат — это значит родственник, значит, что ты старше меня, — сказала Сюэ Эр.
— Бяньлянь тоже старше тебя. Ты его тоже братом назовёшь? — удивился мальчик.
— О коровах так не говорят, — терпеливо объясняла Сюэ Эр, — только людей делят на младших и старших, братьев и сестёр.
— А-а, — грустно протянул он, — значит, я — брат.
Коровы, попив воды, легли на сухую траву.
— А почему я раньше не был братом? — глупо спросил Бао Чжуэй.
Сюэ Эр с обидой сказала:
— Тогда я тебя ненавидела и поэтому не могла звать тебя братом. Пока папа был жив, он ни разу меня не обнял, только о тебе заботился, каждый день думал о твоём коровнике. Даже перед смертью звал тебя. А ведь я его родная дочка!
— И ты меня ненавидела? — спросил Бао Чжуэй.
Сюэ Эр закивала:
— Папа умер, и я перестала тебя ненавидеть.
— Перестала ненавидеть?
— Никто о тебе так, как он, не заботился, — объясняла она. — Из-за чего ещё тебя ненавидеть.
— А дядьку ты тоже ненавидишь? — выпытывал он.
У Сюэ Эр в глазах стояли слёзы.
— Я его жалела. Мать его каждую ночь ругала. Она его ругает, а он плачет, а когда плачет, повторяет — Бао Чжуэй, Бао Чжуэй…
— Откуда ты это знаешь? — спросил он.
— Так я слышала, — рассказывала девочка, — мама его громко ругала, даже в моей комнате слышно было. Я просыпалась среди ночи и слышала, как мама его ругает. А когда приходил месяц туманов, мама ругала его ещё пуще.
— А за что она его ругала?
— Говорила, что он никчёмный.
Бао Чжуэй казался сбитым с толку.
— Никчёмный — это значит, что он бесполезный, — объясняла Сюэ Эр.
— А зачем он мог ей понадобиться среди ночи? — удивился мальчик.
— Я не знаю.
— А когда она его ругала, зачем он повторял моё имя? — недоумевал Бао Чжуэй.
— Я тоже не понимаю. Может, это из-за тебя он стал никчёмным?
Бао Чжуэй серьёзно сказал:
— Я пасу коров, я не никчёмный, как же я мог сделать никчёмным дядю? Мать врёт, он всё делал и даже знал, что у коров четыре желудка. Он был самым лучшим. Хоть и не умел завязывать «цветы абрикоса». — И добавил: — Ты как-то мне сказала, ни мама, ни дядя не умели вязать «цветы абрикоса». Тогда откуда я этому научился?
— Твой отец тебя и научил, — сказала Сюэ Эр.
— А где он? — оживился Бао Чжуэй.
— В земле, говорят, он рано умер.
Бао Чжуэй выглядел разочарованным.
— Сегодня, как только отца похоронили, Хромой Ли пришёл к нам с Хун Му, — поделилась новостью Сюэ Эр.
— Мама их покормила? — поинтересовался он.
— Да, — ответила сестрёнка, — и ещё отдала Хун Му твою старую одежду, ту, что ты в детстве носил.
— Ты не рада, что они приходили?
Сюэ Эр грустно сказала:
— Отец только умер, мать их накормила, а я с ними вообще разговаривать не хочу.
— Ну тогда не разговаривай.
— Но ведь в доме нас всего двое: я да мама. Если я не буду разговаривать, она может рассердиться. Ей ведь ночью некого больше будет ругать, может, она меня бранить начнёт?
— Зачем ей тебя ругать? — удивился Бао Чжуэй. — Ты же своих глистов ей в живот не загоняешь.
Услышав это, Сюэ Эр не выдержала и засмеялась, затем уставилась на Бао Чжуэя, и из глаз её потекли слёзы.
Бао Чжуэй тогда сказал:
— Не бойся, если мать среди ночи станет тебя ругать, ты приходи в коровник и зови брата, — и повторил, запинаясь: — Брата.
— Хорошо! — обрадовалась девочка и, указывая на еду, добавила: — Ешь быстрей, а то всё остынет. Это еда, оставшаяся с похорон.