Её спасло то, что уже стояло на столе. Тут только она заметила, что носится по квартире в одном лифчике. Она наклонила голову и глянула на свою грудь. Ей всегда было неловко, что у неё такая грудь. Её нельзя было характеризовать словами «большая» или «маленькая». Форма груди носила неясные очертания: так, два каких-то расплывшихся бугорочка. На первый взгляд, бюст вроде бы даже выделялся, но присмотревшись, она поняла, что там, похоже, вообще ничего нет. Всё это заставило её снова обратить внимание на свою внешность. Бай Дасин снова порылась в куче одежды, вытянула из неё свободную блузу и нацепила на себя.
В тот вечер Ся Синь съел много торта, а Бай Дасин выпила много вина. Атмосфера была прекрасная, но подвыпившая Бай Дасин внезапно нарушила своё намерение «быть сдержанной и спокойной», она не хотела, чтобы эта спокойная атмосфера продолжалась. Её тревога, её усталость, её непонятные (неизвестно откуда взявшиеся) мечты и надежды, её желание быть любимой, которое возникло ещё тогда, когда ей было десять лет, в одно мгновение с грохотом и яркой вспышкой вырвались на свободу. Она стала просить, чтобы Ся Синь что-нибудь сказал. Действовала она неуклюже, будто оказывая на него давление. Как будто вознаграждением за этот день рождения должно было быть безотлагательное выражение его эмоций по этому поводу. Ей не пришло в голову, что, поступая так, она уже не сможет сделать шаг назад.
«Скажи что-нибудь, — произнесла Бай Дасин, — о чём-то ведь надо поговорить». Ся Синь ответил: «У меня такое ощущение, такое ощущение, что, возможно, в моей жизни ты есть тот человек, которого я хотел бы поблагодарить больше всего». Бай Дасин тут же спросила: «А ещё?» Ся Синь продолжил: «Правда, я тебе особо благодарен». Его слова звучали искренно, но почему-то в них всё же сквозила нотка печали, что было не к добру. Бай Дасин продолжала допытываться: «Что, разве, кроме благодарности, тебе и сказать больше нечего?» Ся Синь помолчал некоторое время. Вообще-то он не собирался в свой день рождения решать какие-то проблемы.
Ему было давно ясно, к чему она клонит. Первоначально он тоже собирался поговорить о том, как он видит перспективы их взаимоотношений, не сегодня, так завтра, послезавтра… Но пришлось обсуждать этот вопрос сегодня. И он заговорил без остановки, глотая слова. Он сказал, что его отношения с Бай Дасин не могут иметь продолжения. Один факт оставил глубокий след в его памяти. В тот день, он пришёл к ней ужинать, Бай Дасин готовила что-то на сковородке. Зазвонил телефон. Тут что-то чадит, шипит масло, а она там ведёт неспешный разговор по телефону, болтая о чём-то. Сковородка уже пылает, а она не кладёт трубку. Кончилось тем, что от дыма и копоти почернела часть стены и чуть не загорелся потолок. Ся Синь сказал, что он не может понять, почему Бай Дасин не сказала человеку, что у неё на огне стоит сковородка, да и звонок был не ахти какой важный. Она могла сначала выключить газ, а потом уж болтать. Но она этого не сделала, а хотела говорить по телефону и держать одновременно сковороду на огне. Ся Синь сказал, что такой образ жизни его не устраивает… Бай Дасин перебила его, сказав, что тот случай был всего лишь её оплошностью. Ся Синь сказал, что пусть это так, но он всё равно не выдержит таких оплошностей. И ещё. Когда Бай Дасин с ним была ещё мало знакома, она хотела одолжить ему десять тысяч юаней на создание химико-технологического завода. А если бы он был плохим человеком и обманул её? Он не может понять, как она могла так доверять незнакомому мужчине…
Ся Синь уже не мог остановиться. Всё, о чём он говорил, были голые факты. Его слова были жестокими и беспощадными, но в них была правда. Как это он, мужчина, у которого нет даже постоянного места работы, мужчина, который едва может себя содержать, мужчина, который сидит у Бай Дасин и с чувством собственной правоты ест праздничный торт, который купила ему Бай Дасин, смеет её в чём-то упрекать? Несчастная Бай Дасин, не желая трезво смотреть на вещи, с упорством твердила: «Я могу исправиться, могу исправиться!»