Юрий Погуляй
Месяц в Уэлене
От автора
Один из любимых рассказов, к сожалению, не очень понятый читателями чистого ужаса. В планах сделать из него повесть, а может быть и роман. В далеких планах. Рассказ мозаика. Рассказ-пазл. Эксперимент. Попытка создать одно полотно из нескольких картинок, с разбросанными по тексту подсказками. Показать событие целиком и объяснить его — без понимания его у героев.
= День первый =
Прошлым вечером выпал снег, берег посветлел и от этого волны казались черными. Они с шумом накатывали на гальку, слизывая белый налет. Распространяя соленую скверну. Ветер гнал низкие тучи на юг.
Пока Максим шел по берегу, то насчитал семнадцать цепочек следов. Семнадцать дорожек из отпечатков босых ног. Мужских, женских, детских. Все они вели к воде и ни одна не возвращалась. Ни одна.
И почему босиком?!
У последнего следа он застыл. Сунул озябшие руки в карманы штормовки. Вообще, Максим любил море. Оно окружало Уэлен, оно кормило Уэлен, оно было Уэленом. Но сейчас он скорее бы пустил себе пулю в висок, чем сделал к черной пучине хотя бы один шаг. Стихия волновалось, шумела, подступая к домам, зажатым на узкой полосе земли между Уэленской лагуной и Чукотским морем. Она будто вознамерилась уничтожить ночные следы раньше, чем их обнаружат люди.
Ночью тут, по снегу, прополз ребенок. На четвереньках, приминая снег подгузником. В Уэлене в таком возрасте был только сын Марии Николаевны, из администрации. И след вел как раз от ее домика. Максиму показалось, что его ноги стали тонкими-тонкими и вот-вот подломятся. Полгода назад малыша и счастливую мать привезли на вертолете из Лаврентия. Весь поселок гулял. Праздновал пятницу тринадцатого. День рождения нового уэленца.
Море облизывало берег, поднимаясь все выше. Вдали, у кооператива, монотонно лаяла собака. Максим медленно поднял взгляд на черные воды. Море стало другим. Ветер кинул в лицо соленые брызги.
Если сейчас дойти до кооператива, или к погранцам, и утащить у них вездеход, то уже к вечеру можно добраться до Лаврентия. Оттуда, если повезет с погодой, самолетом в Анадырь и подальше от моря. И вообще от любой воды.
Максим шумно выдохнул и, понукая онемевшее тело, пошел по следам проползшего здесь ребенка. К дому Марии. В груди, в горле застряло по камню. Сердце билось с перебоями, с покалываниями.
Окно коттеджа было открыто нараспашку. Ветер трепал занавески. Он обошел аккуратный домик, из тех что построили после двухтысячных, поднялся на крыльцо и постучал. А затем все никак не мог оторвать взгляда от костяшек пальцев, разбитых в кровь о дверь. Там, во внешнем мире заспанный вопрос Марии «кто там» превращался в жуткий вой отчаянья, а он все стоял и пялился на окровавленную руку.
Снег таял. Вездеход рвал траками плоть тундры. Бледную желто-зеленую долину с далекими белыми сопками затягивало облаками. Двигатель ревел, люди в железном брюхе покачивались в такт движения. Когда они только выехали из Уэлена, то еще разговаривали. Старший, Николай, все советовал держаться разбитого тракта, Максим кивал, будто бы никогда не ездил в Лаврентия, и цеплялся за руль так крепко, что на бинтах, в районе костяшек, проступили кровавые пятна. Тамму, чукча из косторезной, прилип к стеклу и смотрел на Уэлен, и на провожающую его Гаунаут. Она едва шевелила пальчиками, прощаясь, и толпа односельчан не могла поглотить ее. Никогда прежде столько людей на выходило на разбитую улицу поселка, но она все равно не потерялась.
То было час назад. Сейчас Тамму вцепился руками в колени, лихорадочно моргал, да мотал головой. Морщился. Николай откинулся на своем сидении и тоже подергивался. Максим пританцовывал коленом, да так, словно его одолел припадок. Но все молчали. Вездеход полз в тумане тундры, фары рвали молочное полотно. Куда они едут? Зачем? Нужно вернуться к морю. Чем дальше они от него уходят, тем хуже будет. Впереди только смерть. Только смерть. Тамму покачивался на месте, быстро-быстро дергая ногой, когда Николай вдруг крикнул:
— Стой. Стой.
Машина резко остановилась, будто бы Максимка ждал его команды, и Тамму радостно заулыбался. Назад. Они поедут назад.
— Нам нельзя туда. Нельзя. Надо возвращаться, — сказал Николай. Он сполз с пассажирского кресла, но его оттолкнул Максим. Парень с разбитой рукой просочился к двери и выпрыгнул в тундру.
— Надо возвращаться, — повторил Николай, с пыхтением поднялся и тоже шагнул наружу. — Мы должны идти, — сказал он из тумана. Тамму смотрел вслед товарищам, подергивая головой. Что-то было не так. Он понимал, что должен бежать следом. Должен бросить вездеход и бежать назад, к морю. Но вдруг снова увидел пальчики Гаунаут. Жена верила в него. Ее жизнь зависела от него.