Когда я оказываюсь на трибуне, мне суют в правую руку текст. Я прочищаю горло и начинаю читать речь.
— Я, лорд Грэй из рода Кайри, клан Пурпурных Стрекоз…
Мое сердце гулко стучит в клетке из ребер и перегара. Еще совсем недавно я был тенью, по ошибке получившей право на существование. Я был изгнанником, что должен был закончить свои дни в каком-нибудь болоте или еще невесть где. И все же я здесь. Что это может означать? Удачу? Божественное провидение? То, что я такой молодец и сумел чего-то добиться? Даже не знаю. Возможно, всего понемногу.
— Я осознаю, что метафизические науки являются сакральными знаниями человечества…
Знаю, мне рано радоваться. Вокруг меня кишмя кишат враги. А те, что еще не стали моими врагами, вполне могут изменить свое мнение, если учесть, как легко сделать из жителя Семнадцатого Доминиона козла отпущения. Лорд Конфуций тоже когда-то стоял здесь и был уверен, что он — избранник небес, что ему предначертано возвысить свой клан и свой род… Нет, расслабляться ни в коем случае нельзя.
—…применять метафизику исключительно по согласованию с руководством Университета либо в случаях необходимой самообороны…
Что там мне советовал Конфуций в нашу последнюю встречу? Хочешь чего-то добиться — замечай, куда дует ветер. Стань флюгером, Грэй, и тебе откроются невероятные возможности. Да, что-то в этом роде. Надеюсь, Фан Лин мне в этом поможет. И Элейн с Лиарой. И Кайядан. И, быть может, даже Илиас. Кстати, Илиас… Интересно, то случилось между нами последней ночью, что-то значит?.. И хотел ли бы я, чтобы это что-то значило — особенно в свете моих «свиданий» с леди Астрой? Да и можно ли назвать это свиданиями — или же Астра таким образом просто пыталась скоротать время, беседуя со странным гостем из далекого доминиона?
Так много вопросов все еще остаются без ответов.
—…в противном случае ко мне будут применены ограничительные меры вплоть до смертной казни.
Однако я буду искать эти ответы, в этом нет ни единого сомнения.
Знаю, ближайшие дни, недели и месяцы станут для меня тяжелыми. Придется с головой погрузиться в учебу, а также находить время на физические тренировки, чтобы больше не повторилась ночная ситуация с барракудовцами.
И все же что-то внутри меня подсказывает, что я способен со всем справиться.
В конце концов, я теперь метафизик — пусть пока что стоящий у истока своего пути.
Метафизик Семнадцатого Доминиона.
Эпилог
Палящее вовсю полуденное солнце Керуанского побережья нещадно обжигало лысую макушку Натси, из-за чего пот струился по его лицу, словно капли воска на ярко пылающей свече. Не помогал даже дующий с моря бриз — из-за него резало в глазах, и Натси то и дело протирал глаза тыльной стороной ладони, надеясь, что Тонбур, его напарник, не подумает, что Натси плачет.
Там, где они работают, плакс не любят. Да и где их, собственно, любят? Натси помнил, как отец наставнически говорил ему, что мужчина имеет право заплакать лишь трижды за всю жизнь: один раз при рождении первенца и дважды на похоронах родителей. Наверное, дельный совет, если не брать во внимание, что в промежутках между своими преисполненными мудростью советами отец любил поколачивать мать и его самого. Натси подозревал, что когда его папаша помрет, то вряд ли он сам будет по нему рыдать. Впрочем, есть вероятность, что отец уже давно уснул пьяным сном где-нибудь под забором и не проснулся. Натси не знал, да и не хотел знать — тем более, что в их организации не очень-то приветствовали общение с ближайшими родственниками. У него теперь другая семья. Другой семейный кодекс и всякое такое.
Постаравшись выбросить из головы мысли об отце, Натси шмыгнул носом и, обогнув куст терновника, встал позади Тонбура, что, развалившись на песчаном пригорке, развлекался, бросая в море камушки. Мечтой Тонбура, насколько знал Натси, было сделать десять отскоков, но пока что ни один из камушков не выныривал на поверхность после первого же погружения, как будто некая таинственная сила затягивала их сразу на дно.