Здесь достаточно констатировать, что такое «падение» не может быть поставлено в вину любви как таковой, ее горению и силе - это результат отсутствия нравственной бдительности, недостаточного соблюдения общего примата нравственного над всем остальным. Но это также наносит ущерб подлинной глубине любви; отсутствует полное понимание таинства физического единства; следовательно, это следствие несовершенства соответствующей любви. Эта нравственная опасность возникает оттого, что такая любовь между мужчиной и женщиной не раскрыла до конца своей подлинной сущности, не достигла окончательной глубины.
Поэтому не следует представлять дело так, будто опасность такого нравственного падения является тенденцией, свойственной самому существу любви как таковой. Напротив, она связана с несовершенством той или иной любви, которое, в свою очередь, является результатом изъянов в общем нравственном облике любящего.
Опасность искажения любви в результате страсти
Конечно, необходимо решительно подчеркнуть, что сюда примешиваются и другие общие источники опасности. Такая опасность возникает в том случае, когда ценностный ответ вырождается в страсть. Мы подробно говорили в другой книге об отличии страсти от ценностного ответа[59]. Это глубокое различие в рамках эмоциональной сферы чаще всего не замечалось и поэтому понятие страсти (passion) понималось гораздо шире, как это имеет место в схоластике по отношению ко многим понятиям.
Различие здесь отнюдь не в степени. Чаще всего подлинные страсти, имеющие темный, иррациональный характер, тенденцию к помрачению разума и подавлению личностного начала - такие, как честолюбие, алчность, мстительность и пр. - отличаются от эмоциональных ценностных ответов уже тем, что они совершенно не мотивированы ценностями - мотивом для них служит нечто чисто субъективное, они основаны на гордыне и чувственности.
Но может случиться и так, что некоторые ценностные ответы при определенных обстоятельствах приобретают характер, который во многом роднит их с подлинными страстями. Так, например, гнев, который сам по себе может быть вызван чем-то объективно недостойным и представлять собой ценностный ответ - в данном случае ответ на недостойное - часто вырождается в потерю контроля над собой, когда человек не ведает, что творит. Несмотря на все отличие такого гнева от темных и разрушительных по своему существу страстей, которые уже в своем характере заключают элементы, омрачающие разум и влекущие несвободу, тем не менее даже в качественном отношении правильный и обоснованный гнев, который сам по себе является ответом на нечто недостойное, может выродиться в такое эмоциональное состояние, которое формально будет роднить с неценностноответным гневом, представляющим собой типичную страсть, помрачение разума и подавление свободы. Но нас не должно вводить в заблуждение то, что здесь речь идет об определенной степени гнева, о его силе и интенсивности - не следует считать, что любой эмоциональный ценностный ответ, достигая определенной силы, приобретает черты страсти. Существуют эмоциональные ценностные ответы, которые никогда не приобретают характер страсти, даже когда они достигают высшей интен сивности. Святая радость может привести к экстазу, к подлинному самозабвению, представляющему собой радикальную противоположность самозабвению страсти. Самая пылкая любовь к Богу никогда не приобретет характера «страсти» - в точном смысле этого слова. Гарантию от вырождения в страсть следует искать не в слабой интенсивности эмоционального ответа, а в его внутренней структуре, в его преображении во Христе.
Однако опасность перехода ценностного ответа в страсть, пока он еще не преображен во Христе, сильно зависит от его свойств. Некоторым ценностным ответам, таким как справедливый гнев, эта опасность угрожает больше, чем ценностноответной радости или ценностно-ответной скорби.
Любовь между мужчиной и женщиной также относится к ценностным ответам, которым, пока они не преображены во Христе, угрожает опасность перехода в страсть. Она может приобрести темный, непроницаемый характер, когда человек перестает контролировать себя. При этом я, конечно, не имею в виду истинное самозабвение, которое должно быть свойственно любви, выход за свои пределы, возвышение над самим собой, опьяняющий восторг, столь замечательно выраженный в «Песне Песней». Это необходимое свойство любви и оно не только не ослабевает, но и усиливается в преображении через Христа.