2. Страх разочарования
Мотивом, из-за которого человек отказывается от предложения любви, может быть также совершенно иной страх, не связанный с посредственностью. Мы имеем в виду страх разочарования. Такой страх, имеющий больше сходства с настоящим страхом, более благороден, чем вышеупомянутый, связанный с душевной леностью.
Люди, которым это свойственно, отнюдь не посредственны, они способны жертвовать собой и стремятся к этому, но очень недоверчивы и боятся боли разочарования, поэтому предпочитают отказаться от преданности и заключающегося в ней счастья. Это скорее трагический тип человека, в то время как посредственный человек, - неважно, что для него в первую очередь характерно - душевная инертность или боязнь усилий, - это тип ограниченного человека.
Такой страх часто связан с теми разочарованиями, которые человек уже испытал в этом отношении. Однако он может быть и результатом общей недоверчивости: он типичен для того, кто не верит в Божественную любовь. Такие люди часто страдают особой формой комплекса неполноценности и не могут представить, чтобы их кто-нибудь полюбил.
Такая установка также не является безупречной, и хотя она гораздо менее негативна, чем душевная посредственность, однако и она не должна господствовать в человеческом сердце с позиции нравственности - с этой точки зрения ее также следует преодолеть.
3. Стремление к независимости и «холостяцкая установка»
Другой типичный мотив отказа от большой любви связан со стремлением к независимости, основанным на гордыне и порочности. Мы имеем в виду людей, которые не столь эгоистичны, чтобы при случае не оказать любезность другим людям, воодушевиться каким-нибудь идеалом или принести определенные жертвы, когда дело касается их призвания, но которые не хотят связывать себя с другим человеком, не хотят никаких сердечных привязанностей. Их идеал независимости, целиком построенный на произволе, заставляет их видеть в зависимости, возникающей в результате принесения в дар собственного сердца, досадное ограничение их свободы. Как мы уже знаем, это не та зависимость, что связана с обязанностью заботы о другом человеке, поскольку эти люди не видят никакого ограничения своей независимости в заботе о других, которая связана с их профессиональной деятельностью. Когда они должны заботиться о других в качестве врачей, чиновников или учителей, они часто делают это очень ответственно. Ведь это их свободно выбранная профессия. То, что их прежде всего пугает, это не зависимость долга, заботы о других, а та зависимость, что проистекает из их собственной любви, из того, что их счастье будет зависеть от любимого человека, что его радости и печали будут их радостями и печалями. Они не могут отказаться от независимости души, независимости их личной жизни. Этот идол независимости, очевидно, вырастает из гордыни и порочности - нельзя не видеть его нравственно негативного характера.
Специфическую форму этого стремления к независимости мы видим также в позиции холостяка. Мы не утверждаем, что каждый холостяк занимает такую позицию. Напротив, мы имеем в виду определенный холостяцкий идеал, о котором говорили в главе IX.
Он заключается в наслаждении независимостью своей личной жизни, в отказе от специфического вида преданности, заключающейся в любви между полами и особенно в браке, преисполненном глубокой супружеской любви. Желанная независимость здесь - это прежде всего возможность быть полностью предоставленным самому себе, отказ от этого уникального душевного самопожертвования, вообще от самоотверженной жизни. Она специфическим образом противостоит браку, но также и всякой настоящей любви, в которой человек дарит свое сердце другому. У такого типичного холостяка может быть много периферийных любовных связей. Путаясь любого «самозабвения» в высоком смысле этого слова, любого «святого безумства», одержимостью вещами, которые больше нас, возвышают нас, - он в то же время не обязательно пугается увлечения, авантюры, если только она не связана с каким-нибудь обязательством, если она не предполагает душевную преданность, если он может отказаться от этого увлечения, когда ему вздумается.