Человек, который настолько близок мне, что между мною и им было произнесено Богом особое слово, имеет большее право на мою любовь, чем другие люди, к которым это слово не относится. Даже то обстоятельство, что кто-то меня любит и особенно хорошо понимает, дает ему большее право на мою любовь, нежели его имеет тот, кто не любит и не понимает меня. Тем не менее ordo amoris зависит не только от того, было ли произнесено такое слово, но и, прежде всего, от того, что это за слово, что это за «задание», т.е. какие свойства и какую силу любви предписывает это «задание».
Но для ordo amoris имеет значение и односторонняя связь. Во-первых, «задание» любить человека может иметь место и тогда, когда он никак не отвечает на нашу любовь. Целостная красота индивидуальности другого человека, особым образом открывшаяся нам, также может заключать в себе требование любви, и поэтому я не просто буду его любить больше, чем другого человека, красоту которого я не понял, но я это и обязан делать. Однако односторонняя связь имеет и другое значение в ordo amoris. Любовь, которую обращает на нас другой человек, содержит в себе призыв к ответной любви[69].
3. Односторонняя связь человека с нами – его любовь к нам
Мы даже можем добавить это в качестве третьего фактора к факторам ценностной высоты и объективной связи, имеющих значение в ordo amoris. Преданность нам человека ceteris paribus является основанием для того, чтобы обратить на него большую любовь, чем на того, кто нас любит меньше.
При этом мы не имеем в виду ту роль, которую может играть его любовь к нам в зарождении нашей любви к нему. Часто случается, особенно в любви между мужчиной и женщиной, что любовь одного человека воспламеняет любовь другого, причем уже имеет место взаимная объективная связь в вышеупомянутом смысле и любовь одного вызывает любовь другого. Но это связано не с ordo amoris, а с той ролью, которую может играть любовь другого человека в мотивации моей любви к нему. Точно так же к этому не имеет отношения та общая роль, которую играет проявляемая к нам симпатия в возникновении нашей ответной симпатии. Этого не должно быть, однако чаще всего это именно так: симпатия к нам, восхищение нами, интерес к нам пробуждают наш ответный интерес и теплое отношение к другому человеку. Это также относится к вопросу мотивации. Здесь же речь идет о том, в какой мере любовь другого человека к нам, когда он нас никак особенно не привлекает как личность, содержит в себе «задание» обратить на него нашу любовь -– становятся ли в этом случае наши отношения с ним иными по сравнению с отношениями с тем, кто не проявляет к нам особого интереса, и не возлагают ли на нас эти новые отношения обязанность любить его больше. Это вопрос о том, насколько его любовь ко мне дает ему объективное «право» на мою любовь.
В этом случае мы имеем ordo amoris в рамках определенного типа любви, не имеющего отношения к дружеской или супружеской любви. Заставить себя дружить мы не можем, и если другой человек не привлекает меня в этом плане, то никакая любовь с его стороны не вызовет ответной любви, если только он в своей любви не раскроется передо мной совершенно по-новому и это не вызовет во мне любви.
Поэтому в том случае, когда другой человек не привлекает меня, речь идет не о его праве на мою дружбу, а о благожелательном интересе к нему с моей стороны, проявляющемся в сочувствии ему, в обязанности оказания ему благодеяний любви – при отсутствии дружеской любви, которая обычно лежит в основе таких благодеяний – в большем внимании к нему, в более частом общении с ним. То, что он нас особенным образом любит, означает, что между ним и нашей душой существует объективная связь. И эта связь обязывает нас больше заботиться о нем, чем о ком-то другом, кто нас не любит.
Дух caritas требует от нас того, чтобы мы не только относились к этому человеку так, как следует относиться к любому ближнему, даже ненавидящему нас, но и, например, уделяли больше времени общению с ним. Если необходимо решить, чье приглашение я должен предпочесть – упомянутого человека или того, кто, возможно, привлекательней и интересней для меня, но который сам намного меньше интересуется мною, чем первый человек, то определенную роль здесь должно играть и то, кто из них меня больше любит, кому из них мое присутствие приносит большую радость. Но все это имеет силу только ceteris paribus. Там, где идет речь только о точке зрения, имеющей значение для ordo amoris, достаточно установить, что обращенная к нам любовь представляет собой такую связь, которая также имеет значение для ordo amoris, хотя в этом случае речь идет больше о благодеяниях любви, чем о любви как прочувствованном ответе. Однако следует добавить, что то обстоятельство, насколько сильно нас любит другой человек, какую роль мы играем в его жизни, имеет значение также и для ordo amoris в рамках обоюдной объективной связи, т.е. взаимной любви. Если из двух друзей, которых мы в равной мере любим, один любит нас глубже, то это также имеет значение для ordo amoris. Но это опять-таки не означает, что мы как друга должны его любить больше – в этом чувстве мы не властны, но мы должны отдавать ему предпочтение во многих ситуациях, мы должны сознавать, что обязаны отблагодарить его большей любовью – в той мере, в какой она выражается в делах.
69
В ordo amoris играет важную роль и то обстоятельство, что я должен быть благодарным другому человеку за оказанное мне благодеяние. Если кто-то по своей душевной доброте оказал мне услугу, то в этом заключается для меня несомненное нравственное требование быть ему благодарным. Конечно, благодарность не тождественна любви. В нашем контексте мы не можем рассматривать связь между любовью и благодарностью. Однако несомненно, что тот, кому я обязан, имеет «право» на большую любовь с моей стороны, чем тот, кому я не обязан ничем. Ceteris paribus в ordo amoris на чаше весов оказывается и обязанность быть благодарным.