Обживая мир, мы образуем пространство встречи этих слов. Продолжая тянуть ниточку мысли, высказанной А. Афанасьевым, мы вытянем и понимание соразмерности устройства Дома и космоса. По народному воззрению, небо – терем божий, а звезды – от взирающих оттуда ангелов, – «Этическая поэзия… дает прекрасное изображение космоса теремом, а небесных свечек, обитающих там, – семьей» (1с.
Земля – храм, где живут люди, Небо – храм, где живут Боги. Небо, если на него смотреть, стоя на Земле, т. е. глазами смертного человека, представляется куполом, сводом. Вверху – небо, внизу – Земля. Вверху то же, что и внизу, ибо верх опирается на низ. Небо и земля образуют брачный союз. «Выражение: мать сыра земля означает – землю увлажненную, оплодотворенную дождем и поэтому способную стать -матерью» (1, с. 129). Вообще греческое «вселенная» происходит от «дом, обитель». Это отождествление досталось нам от человека, прекратившего бег в бесконечность; остановившись, он понял, что вселенная его дом. Этим человеком был крестьянин.
«Горожане – жители, а селяне души» (5, с. 504). Эта поговорка, записанная В.
Далем, намекает на преимущество селянина перед горожанином. В силу каких-то необъясняемых причин селянин выгодно отличается от горожанина, и в знак этого отличия ему даровано быть душой, а горожанину указано быть просто жителем. Душа – это «жизненное существо человека» и вообще, как поясняет словарь русского языка, всякого живого существа.
Горожане, согласно какой-то нам невидимой классификации, к живым существам, по всей видимости, не относились. Селяне живут миром, «естественной общностью», а горожане неестественной общностью, т. е. «гражданским обществом».
Европа (ка(к и Россия) должна была испытать сильное потрясение, чтобы ее новый менталитет счел более убедительным тезис об «идиотизме деревенской жизни» и о богоизбранности форм жизни в гражданском обществе. Сдвиг от крестьянина к горожанину, от органического человека к публичному был, вероятно, такой силы, что между человеком и природой появилась первая роковая трещина, которая не только не уменьшалась по мере прогресса цивилизации, но обнаружила свойство 'к неуклонному расширению. Возникла угроза экологической катастрофы. Первой ступенькой к ней стало разрушение status naturalis, т.е. того состояния, в котором пребывает человек, имеющий свой дом.
Что значит дом? Это, как говорит М. Пришвин, место, где рожают. Отсюда уходят и сюда возвращаются. Если его нет, то неоткуда уходить и некуда возвращаться.
Интуиция ума и инстинкт тела удерживают нас от погружения в Некуда, описанное Лесковым.
Из дома уйти нельзя, если даже из него уходишь. «Свой дом не чужой: из него не уйдешь» (5, с. 468). Движение?OJ мо'й, опять-таки замечает Пришвин, «это движение к своей самости» (9, с. 75). Дом – универсальная структура человеческого бытия, в том смысле, что ею доопределяется мир и после доопределения человек приобретает в нем некоторую характерную миру плотность. Человек впервые обнаруживает, что он вовсе не бесплотный дух, вопрошая собой о доме, переживая опыт, извлеченный, например, «бродячей Русью». Наблюдая за жизнью погорельцев, С.
Максимов устанавливает некоторый предел обживаемости мира, тот порог, ниже которого начинается распад человека, а выше – святость.
Как отличить обитаемый мир от необитаемого, обжитый от необжитого? Как избежать той бытийной тропинки, структура которой ведет к превращению обитаемого мира в необитаемый? Мир устроен так, что взаимным действием его вещей допускается существование человека, если он приручен, одомашнен домом бытия. И этот мир объятен и его можно обжить.
Сохранение дома, свидетельствующего о соразмерности человека и природы, составляет базисную интуицию русской культуры. 11.6. Органика Мир органики – это мир умного безмолвия. «Умное безмолвие» – любимое выражение Нила Сорского. В нем откристаллизовалось понимание того, что слова не причина мысли. В бессловесности являющиеся мысли организуют мир природы. Как это происходит, заметил Пришвин. Вот опушка леса: старые деревья и молодые. «Тут борьба совершается без лозунгов, без идей, ча опушке леса величайшее из дел совершается в стыдливом молчании». Здесь идет борьба за бесконечность, но без идей, без слов. Идея ·- это порыв, стремление вперед, атака с криком», а жизнь рода – молчаливый и мощный ход «борьбы за бессмертие» (9, с. 72). Атаки неудачны.
«Остается прислушаться к голосу природы и делать то же самое дело в стыдливом молчании» (9, с. 72).
Рефлексивно организованный мир слишком многословен. Слова, как град, выбивают умное безмолвие того, что бытийствует внутри исполнения своего же, по словам Мамардашви-ли, бытия. Что бытийствует? Опушка леса, крестьянин или мыслитель в момент, когда он подумал. Но не в тот момент, в котором он узнал, что думал, а в дорефлексивный акт мысли.
Бытийствовать можно и в момент сознания бытия. Но в этот момент появляется то, что держится не бытием, а сознанием. Бытие может исчезнуть, а сознанием бытия, т. е. рефлексивно, оно будет длиться. Так появляется возможность существования искусственного мира, т. е. такого мира, в котором нет ничего, что бы мы не знали заранее, не ожидали. В искусственном мире ожиданием рождается ожидаемое. Конечно, в своем замысле. Органика проявляет себя вне зависимости от ожиданий сознания и его предуготовлений. Болтливое (или, что то же самое, рефлексивное) сознание забалтывает дорогу к спонтанности, Дому бытия живого человека. Живой человек «вытеснен из центра круга», его место заняли две абстракции: «нажива и дело» (6, с. 133).
Органический человек исчез, но это значит, что исчез и тот мир, пастухом бытия которого он был, «Естественный живой мир, – по замечанию В. Зомбарта, – превращен в развалины, чтобы из тех развалин возник искусственный мир» (6, с,
Погасли интуиции органического сознания и под стук возникновения искусственного мира простучали шаги экологии. Умным деланием себя в безмолвии Дома создавался органический человек крестьянской цивилизации. Никаким рефлексивным развертыванием дела нельзя приблизиться к тому, что происходит в стыдливом молчании.
Рефлексивен символический герой «Протестантской этики» М. Вебера, органичен Иван Босой, герой «Власти земли» Г. Успенского. Веберовский герой протестант. Его девиз: время – деньги, кредит – деньги, деньги могут родить новые деньги.
Согласно Вестминстерскому исповеданию, Бог предопределил одних людей к вечной жизни, других – к вечной смерти. Если человек предопределен, то богочеловеческое дело, т. е. зависимость окончательного решения о судьбе человека от дел самого человека исключается. Человек одинок и ничего в мире уже не может ему помочь. Не на что ему опереться. Реформация начала «процесс расходования мира» (4, с. 13).
Избранность узнается по успеху в деле. Успех – это деньги. Не беспорядочное чередование грехов, раскаяния и покаяния, отпущения одних грехов и совершения новых, а система методически построенная, в каждой точке которого ощущается сигнал делаемого 'дела. «Лишь пронизанная постоянной рефлексией жизнь рассматривалась как путь к преодолению» (4, с. 25).