Что же касается отцов, упомянутых в легенде об «испытании вер», то тут летописца можно понять как в узком смысле, так и в широком. В узком смысле, речь могла идти, собственно, об отце крестителя Руси, князе Святославе Игоревиче, который действительно был язычником, хотя каких-то миссионеров при своем дворе терпел, и креститься «в индивидуальном порядке» своим людям не запрещал.
В широком смысле, летописец мог говорить о попытках духовной колонизации славян, неоднократно предпринимавшихся немецкими государями. Приведем только два примера. Первый из них связан с «восточной политикой» Людовика Немецкого, бывшего основателем Восточно-Франкского государства (843). Усиление граничившей с ним на востоке Великоморавской державы – славянской по основному населению и правящей династии – вызывало беспокойство немецкого короля. Среди предпринятых им политических шагов был союз с ханом (после крещения – князем) Болгарским, который должен был отсечь моравских славян от Византии (вот где берет начало историческое притяжение болгарских правителей к Германии, принесшее столько испытаний южным славянам в середине XX века, – заметим мы в скобках).
Религиозные меры включали активную проповедь латино-немецкого духовенства на землях Моравии. Обеспокоенный ее усилением, князь Ростислав в 862 (или 863) году послал за помощью в Византию, в качестве непременного условия выставив знакомство проповедников со славянским языком. Такие нашлись, а имена их читатель назовет сразу. Конечно же, это – «первоучители славян» Кирилл и Мефодий. Получается, что само появление славянской письменности обязано таким образом историческому соперничеству немецкой и греческой проповеди среди славян.
Второй пример связан с попыткой крещения Руси, предпринятой немецким духовенством во времена основателя Германской империи (962), Оттона I. Сохранившиеся источники, в основном немецкие, позволяют восстановить следующую последовательность событий. В 959 году ко двору немецкого короля прибыло русское посольство. Его хорошо приняли, а во время переговоров была достигнута договоренность о прибытии германских мисионеров на Русь. Через два года произошел ответный визит, причем ко двору княгини Ольги, бабушки Владимира Святого, прибыли представители латино-немецкого духовенства во главе с бенедиктинцем по имени Адальберт.
Вслед за этим произошло нечто непонятное. Результат тем не менее ясен: немецкие послы быстро собрались и уехали восвояси. Провожали их не самым лучшим образом: на обратном пути кто-то из состава посольства пострадал – может быть, даже был убит. Немецкие современники поминали несчастное посольство сквозь зубы, с заметным раздражением. По сути, единственное объяснение его неудачи, которое удается восстановить по источникам, сводится к тому, что начальное посольство княгини Ольги было «притворным». Скорее всего, это надо понимать в том смысле, что русские послы превысили свои полномочия, предварительно договорившись о том, что пока обсуждению не подлежало.
Так ли разворачивались события, или же в Киеве просто передумали за то время, пока немцы собирались в дорогу, чтобы «крестить Русь», и какую роль здесь сыграла византийская дипломатия – дело неясное. Во всяком случае, в Германии Адальберта после того без всякой иронии могли называть «русским епископом». Ну, а князю Владимиру через четверть века после посольства Адальберта было о чем напомнить новым немецким миссионерам.
Одним словом, немецкая проповедь на Востоке велась очень активно в течение более чем ста лет, предшествовавших крещению Руси. Она оказала заметное влияние на духовность восточных славян. Свидетелями той далекой поры служат такие привычные нам, и обозначающие самые базовые понятия христианского культа слова, как «церковь» и «крест». Как это ни удивительно, но оба из них уверенно возводятся этимологами не просто к одному из германских, но именно к древневерхненемецкому языку (и, следовательно, родственны современным немецким Kirche и Kreuz). Поспешим оговориться, что первоисточником обоих лексем был, разумеется, греческий язык. Однако тот путь, который они прошли, прежде чем попасть в славянские языки, весьма показателен.
Принятие христианства от византийцев отнюдь не прервало немецкой проповеди на русских землях. Вскоре после крещения Руси, скорее всего в 1006 (или 1007) году, в Киев прибыл новый немецкий легат, архиепископ Бруно. Распространившиеся у немцев легенды о его удалых подвигах при дворе князя Владимира несомненно вымышлены. Мы говорим прежде всего о «прохождении через огонь», и обращении пораженного этим чудом князя [45] . Однако сам факт приезда на Русь бесспорен, равно как и теплый прием, который немецкие гости нашли при киевском дворе. Повидимому, вслед за пирами и отдыхом, их проводили к порубежным оборонительным валам, обняли и пожелали больших успехов в крещении половцев, что было наиболее вероятной причиной вполне безуспешного «восточного посольства» Бруно.