Есть ещё одно замечательное явление, приводящее иногда в сомнение при вопросе о локализации, замеченное сначала при центральных поражениях речи и нашедшее затем подтверждение в других случаях. Это явление состоит в постепенном восстановлении отправлений. Оно, правда, наступает обыкновенно только тогда, тогда поражение не слишком большое; такая реставрация нe была бы удивительна, если бы в то же время исчезали изменения в мозгу. Этого, однако, здесь нe бывает. Скорее заметила, что функциональное восстановление может быть совершенно достигнуто, даже когда поражение мозга ещё существует без изменения. Неудивительно, если некоторые физиологи в этом видели противоречие с локализацией отдельных отправлений и готовы были поэтому вернуться к воззрению Флуранса на одинаковое значение всех частей мозга. Этот выход, однако, при наличности многих фактов, найденных согласно различным методам и выше уже обозначенных, становится всё невозможнее. Точно так же не справедливо из этого исправления поражений выводить заключение против всякой локализации. Мы имеем только право заключить, что локализация не абсолютно неизменна, но что с течением времени другие части мозга могут приобретать способность взять на себя отправления выпавших. Действительно, этот закон заместительства — важное и неотъемлемое дополнение к учению о разделении функций. Что это за физиологические процессы, посредством которых потеря отдельных областей мозга в такой широкой степени покрывается компенсирующей деятельностью других, — этого, правда, мы решительно не знаем. Но факт этот стоит далеко не как изолированное явление, относящееся только к мозгу. Кто потерял правую руку, тот может без больших затруднений приучить левую руку ко многим механическим приёмам, к которым она раньше была неспособна. Я помню одного безрукого человека, который правой ногой писал, рисовал и не без ловкости владел кистью. У косящих можно наблюдать, что первоначально существующее двойное зрение иногда выравнивается благодаря тому, что образуется новое распределение пунктов сетчатки на обоих глазах. Такого рода случаи приспособления и приучения в организме встречаются везде, и нет ничего удивительного, что их в такой выразительной степени представляет мозг, так благоприятно устроенный для заместительств, благодаря многосторонним соединениям нервных волокон. В то же время тут снова лежит косвенное доказательство взгляда, что несложные способности, как «способность говорить» локализованы как таковые, а подобная способность всегда составляется из запутанного взаимодействия простых процессов, которые уже действительно связаны с определенными центральными элементами. Ибо мы себе можем представить, что нервное волокно, при поражении нормального пути, как-нибудь в виде помощи проводит другие импульсы движения или чувственные впечатления, а не свои обычные; но едва ли мы себе можем представить, чтобы элемент, который до сих пор управлял исключительно артикуляцией слов, при случае перенял бы также деятельность органа запоминания слов.
Но здесь мы уже затрагиваем область общих вопросов, подымающихся по поводу рассмотренных фактов. Два таких вопроса требуют нашего внимания: к какому взгляду ведут эти добытые наукой знания о физиологическом значении мозга? И какой вид придает этот взгляд старой проблеме о взаимодействии тела и души?
III
Физиологи, занимавшиеся в течение последних лет исследованием мозговых функций, пришли довольно единодушно в следующему воззрению на отношение простейших душевных отправлений к их материальным субстратам.
Исходят из предположения, что элементы мозговой корки — носители этих отправлений. В нескольких рядах друг над другом размещены в ней клетки, которые, будучи отчасти довольно велики и большей частью одинакового характера, принимают в себя нервные волокна из окружающего мозгового вещества. Посредством последних они кажутся связанными отчасти с центральными аппаратами второй степени и при помощи таковых, наконец, с наружными органами тела, отчасти же только между собой, так как между различными областями мозговой поверхности (что важно), и также между обеими половинами мозга пробегает множество тяжей нервных волокон. И вот предполагают, что корковая клетка в качестве органического субстрата духовной деятельности служит прежде всего носителем представлений. Отсюда не исключены и клетки, из которых исходят волевые акты, так как с каждым актом воли связано представление о желанном движении. Локализация мозговых функций на этом основании значит то же, что локализация наших представлений. Наши представления, связанные со светом, звуком, осязанием и движением, так же, как и ощущения вкуса и запаха, сидят в различных областях мозговой корки. Разнообразные же соединения всех этих представлений в нашем сознании становятся возможными с помощью тех центральных нервных волокон, которые связывают различные места мозговой корки друг с другом.