И ей снился страшный сон, что люди висят, как одежда в химчистке, на вешалках, каждый под своим номерком.
- Образ спортсмена? Вот пожалуйста.
- Образ светской дамы? Простите, ещё не готов. Пятна на репутации никак не удаётся вывести. Приходите завтра.
Она проснулась в холодном поту.
Почему все люди не могут быть счастливы по единой схеме? Потому что схемы не существует. У всех своя правда.
Ведь почему иногда читаешь, что кто-то кого-то добивался 6 лет и думаешь - хорошо. А потом в другой книге - с первой секунды они упали друг другу в объятия. И тоже хорошо. Хорошо в обоих случаях, а случаи диаметрально противоположные. Почему же тогда всем хорошо?
Потому что совершенство – это не определенный набор качеств. Для каждого человека набор особенный. Чувство юмора, увлечения, цвет глаз. Будешь равняться по другим и случайно уведешь не своего человека, сделав несчастным не только себя, но и еще как минимум двух ни в чем не повинных людей. Любовь не эталон веса или длины в международной системе единиц. Она должна быть не одинаковой, а своей. У каждого своё счастье.
Счастье нужно было только увидеть и признать за ним право на существование.
Поэты в некотором роде ясновидящие. Видят ясно. Только не будущее, а чувства. Смотрят вглубь людей и видят – здесь ревность, здесь радость. Чувства из неясного бурого сгустка раскладываются на чистые цвета, как световой луч, проходящий через призму. Человек может копаться во внутренних противоречиях, а для поэта все очевидно. Диагноз: любовь. Болезнь – смертельна. Или наоборот, легкий вирус, достаточно принять лекарство, утром и вечером, и на следующий день забудешь о всяком недомогании.
Юля, как странные экстрасенсы, которых показывали по телевизору, могла так же вдруг отключиться от внешнего мира, чтобы подключиться к какому-то другому – невидимому глазу. Смотрела куда-то в пустоту и щелкала пальцами, словно заманивая то или иное слово. Слова существовали на уровне тонкой материи, порхали там как бабочки – только дотянись сачком. Она переводила их с одного уровня на другой, преобразовывала неосязаемый пульсирующий код в понятную всем лирическую форму.
Однако форма пуста без содержания. Ваза не имеет никакого смысла, если в ней не стоят живые цветы.
Несмотря на то, что Саша уехал и даже, как утверждали социальные сети, женился в чужой стране, Юля точно знала, что любит он только ее. Это было не самовнушение, не мантра, отправляемая в космос, она просто знала это, как факт. Знала с их первой ночи, знала с момента его первых не-звонков. Есть не-звонки равнодушные, вызванные отсутствием чувств, но были и обратные, когда чувства распирали человека, как дрожжевое тесто, вылезающее из кастрюли. Для Саши это была защитная реакция, но чем больше он боролся с собой, тем очевиднее для Юли становилась его влюбленность. Борются только с тем, что важно, с тем, что сильнее тебя, на пустяки просто закрывают глаза. Он не мог без нее – и поэтому бежал, чтобы не потеряться в ней, как в лабиринте.
Они были далеко друг от друга, больше года были разделены тугим молчанием, но это не имело никакого значения.
Бывает, что человек проводит с тобой все свои дни, но ты чувствуешь колоссальную пропасть между вами, а бывает, наоборот, вы можете не видится несколько месяцев и все равно знать, что нужны друг другу. Это невозможно объяснить. Но так бывает.
Из сумки раздался звонок.
- Я просто хотел напомнить тебе, что завтра вечером мы идем в оперу, так что постарайся перевезти вещи сегодня, чтобы завтра не ездить по сто раз туда и обратно за подходящим вечерним платьем, сказал Миша.
- Я помню. Не повторяй по десять раз.
- Я просто беспокоюсь за тебя. Тебе точно не нужна помощь?
- Все в порядке. Я просто хочу побыть одна.
- Чтото случилось?
- Я же говорю – ничего. Увидимся вечером, и она положила трубку, не дожидаясь новых вопросов.
Миша любил ее, и в этой любви ей было комфортно, как в парнике. За ней ухаживали, защищали от дождя и сильных порывов ветра. Но почему-то этого было не достаточно.
Ей хотелось других эмоций.
Она давно уже разлюбила Сашу, более того, не испытывала к нему вообще никаких чувств, кроме благодарности за стихи, и все-таки он давал ей что-то такое, чему она не могла дать названия.
С ним вся ее жизнь становилась похожей на художественный фильм, иногда веселый, иногда грустный, иногда и вовсе нелепый и глупый. Герои ссорились и мирились, совершали нелогичные поступки. Сюжет откровенно хромал и то стремительно ускорялся, то был затянут до неприличия. И все-таки это было кино – самое настоящее, с громкими яркими эмоциями. И Юле они были нужны сильнее, чем всякая уверенность и стабильность.